Рука Джотто

Констебль Хэнсон препроводил молодого человека в дом Форстера и разрешил бродить там и осматривать под его бдительным взором все, что ему заблагорассудится. Дом оказался просторнее, чем представлялось снаружи; в чердачном помещении Форстер оборудовал нечто вроде кабинета, представлявшего собой длинное помещение с низким потолком. Здесь находились все атрибуты современного делового человека: бухгалтерские книги, телефоны, факс, картотека. В углу были свалены картины, которым не хватило места на стенах столовой, холла и гостиной. Спускаясь и поднимаясь по лестнице, на которой предположительно споткнулся Форстер, Аргайл боязливо перешагивал шаткую ступень.

Коллекция картин, купленных Форстером для продажи, вызвала у Аргайла чувство глубочайшего изумления, смешанного с отвращением. Все это были грубые топорные поделки, свидетельствующие о полном отсутствии вкуса. Однако цены, указанные в каталогах, поражали воображение. Аргайл не считал себя корифеем в торговле картинами, но он по крайней мере предлагал покупателям те работы, которые нравились ему самому. Брать деньги за подобную дрянь мог только законченный циник. И уж конечно, не Джотто – из похищенных им картин можно было составить уникальную коллекцию, в которой были бы представлены практически все лучшие мастера эпохи Возрождения. Хотя, если подумать… вдруг это искусная маскировка? Кому в голову придет связать эти преступления с человеком, торгующим бездарной мазней?

Разобравшись с коллекцией, Аргайл переключил внимание на содержимое письменного стола. Там также не нашлось ничего интересного. Как и все торговцы картинами, Форстер вел двойную бухгалтерию – для себя и для налогового инспектора. Официальная налоговая декларация обычно представляет собой небольшую колонку из фантастических цифр с таким же фантастическим итогом. Даже Аргайл, знакомый с математикой лишь на уровне начальной школы, быстро освоил эту нехитрую науку. Первый раз ему помогала Флавия.

– Что это ты здесь понаписал? – спросила она, просмотрев его декларацию о доходах. – А где твои расходы?

– У меня их не было, – наивно ответил он.

– Ну как же? А помнишь, мы ездили в отпуск? Ты еще заходил там в краеведческий музей, так?

– Ну, заходил. И что из того?

– Пиши: поездка с исследовательскими целями. Так, сколько мы на нее затратили? Три миллиона лир. Теперь машина – ты заказывал однажды грузовик для доставки картины. Включи сюда же бензин, обслуживание, амортизацию. Еще миллион.

– Но…

– Задействуй воображение, Джонатан! – сердито сказала Флавия и быстро пробежалась по всему списку, там что-то убирая, там что-то вписывая, и так до тех пор, пока ее друг не превратился из человека со скромным доходом в абсолютного банкрота без всяких перспектив. В последующие полгода молодой человек жил с ощущением, что в любую минуту к нему в дверь может постучаться налоговый инспектор. «Только затем, чтобы кое-что уточнить, доктор Аргайл».

Однако рядом со сложной бухгалтерией Форстера его жалкие потуги казались ученическими каракулями. Аргайл просидел три часа, пытаясь разобраться в бесконечных колонках цифр. Заработав головную боль, он в конце концов пришел к выводу, что полиция зря понадеялась на него: он такой же бухгалтер, как и водопроводчик.

Из всех этих цифр явствовало только одно: доход Форстера год от года менялся, но оставался стабильно высоким – он даже смог позволить себе покупку дома и двух коттеджей в поселке. Правда, план отремонтировать коттеджи и продать их богатым лондонцам так и не был реализован. В одном из этих коттеджей, вспомнил Аргайл, жил Джордж Бартон. Из отчетов также следовало, что за последние два года – во всяком случае, официально – Форстер не продал ни одной картины. Вполне правдоподобно: Аргайл и сам стал жертвой падения спроса.

Что еще? Несколько лет назад доходы Форстера значительно возросли – когда мисс Бомонт положила ему зарплату за посреднические услуги – и полгода назад резко упали – когда Мэри Верней дала ему отставку.

Каким образом он зарабатывал деньги, Джонатан так и не понял. За пять лет у него набралось всего две дюжины аукционных каталогов – после участия в торгах их принято оставлять у себя. Но этого было совершенно недостаточно, чтобы обеспечить такой высокий доход.

По бумагам создавалось впечатление, что Форстер испытывал определенные денежные трудности. Если только у него не было иных источников дохода, о которых он умалчивал, предпочитая не загружать лишней работой налогового инспектора. Казалось, ничто не указывало на то, что этот человек был вором-профессионалом высочайшего уровня. Но с другой стороны, не станет же он писать в налоговой декларации: «Один украденный Уччелло…».