Рука Джотто

– Он не был тонким знатоком искусства и не имел ни малейшего понятия о так называемых высоких чувствах. Ценность всего сущего имела для него только денежное выражение. Боюсь показаться вам старомодным, но я не нахожу для него других слов, кроме как жулик и негодяй. Именно такие люди, как правило, и занимаются скупкой краденых картин.

– Мистер Уинтертон, у вас очень высокая репутация. Как же вы могли связать свое имя с таким человеком? Вы не боялись, что подобное знакомство нанесет вред вашей репутации?

Уинтертон нахмурился: вопрос был неприятный, но закономерный. Он неопределенно махнул рукой.

– В наше время нельзя иначе, – со вздохом констатировал он. – Чтобы быть на плаву, приходится использовать все ресурсы. Как вы можете видеть, моя галерея занимает огромное здание, но наверху у меня оставались свободные комнаты. Я предложил их людям, которые хотели иметь солидный юридический адрес, но не имели средств открыть собственную галерею. Среди них был и Форстер. Он редко здесь появлялся, поэтому я и отдал ему предпочтение среди других желающих.

Кроме того, был случай, когда он оказал мне хорошую услугу, предотвратив крайне неловкую ситуацию. С тех пор я чувствовал себя его должником. Вы знаете, как это бывает.

– Да, понимаю. А какого рода услугу он вам оказал?

– Не думаю, что это существенно для нашего разговора.

Флавия мило улыбнулась, а Мэнстед грозно нахмурил брови. Таким образом они постарались довести до сознания Уинтертона, как благодарна будет ему полиция, если он все расскажет, и какими крупными неприятностями грозит ему запирательство.

– Что ж, хорошо. Это случилось три года назад. Я взялся продать картину одного бельгийского коллекционера по просьбе его душеприказчика, очень порядочного человека. Имени его я не назову. Форстер узнал об этом, когда я стал готовить картину к аукциону «Кристис». Он предупредил меня, что картина может оказаться подделкой.

– А что это была за картина?

– Считалось, что она принадлежит кисти неизвестного художника флорентийской школы середины пятнадцатого столетия. Картина весьма ценная, однако без каких-либо подтверждающих ее происхождение документов. Именно по этой причине я даже не пытался продать ее в руки частного коллекционера.

– Так, и что было дальше?

– Я, конечно, не мог ничего доказать, но…

– Но…

– В картине обнаружилось удивительное сходство с полотном Антонио Поллайоло «Святая Мария в Египте», украденным в 1976 году из шотландского дома графа Дункельда.

– И вы немедленно сообщили об этом в полицию?

– Естественно, я не стал этого делать.

– Отчего?

– Оттого что у меня не было абсолютно никаких доказательств. Совесть не позволяла мне продать картину, но и порочить имя известнейшего коллекционера безответственным заявлением, будто он имел в своей коллекции украденную картину, тогда как она могла быть куплена им совершенно официально, я, разумеется, не мог. Я навел справки и выяснил, что никаких сведений о том, каким образом картина попала в коллекцию бельгийца, не сохранилось.

– Значит, вы вернули картину душеприказчику и таким образом умыли руки?

Уинтертон поморщился от столь вульгарной постановки вопроса.

– Где сейчас находится картина? – сурово вопросил английский полисмен.

– Не знаю.

– Понятно. Давайте-ка изложим факты попроще. Вы продаете подозрительную картину, и Форстер с одного взгляда на нее определяет, что она украдена. Вы немедленно умываете руки, испугавшись за свою репутацию. И вам даже в голову не пришло, что вы совершаете аморальный поступок?

Уинтертон удивленно изогнул бровь:

– Конечно же, нет. Я слышал, что «Святую Марию в Египте» украли, но у меня не было никаких оснований полагать, что ее действительно украли.

После этих слов Мэнстед взорвался:

– Нет, у меня просто волосы дыбом встают!

– Мне абсолютно безразлично, как вы к этому относитесь. Но я вижу, мисс ди Стефано поняла мою мысль. Картина украдена; владелец регистрирует факт пропажи и получает страховку. Была ли она на самом деле украдена? А может быть, владелец продал ее, а кражу инсценировал, чтобы дважды получить деньги? Это только одна сторона вопроса. Далее: знал ли покупатель о том, что приобретает краденую картину, или он считал, что коллекционер продает ее тайно, скрываясь от налогов? Поймите, это не моя забота – чем занимался владелец картины пятнадцать лет назад в другой стране. В нашем бизнесе часто возникают подобные ситуации, и нужно быть крайне осторожным, чтобы не влипнуть в историю. В данном случае я предпочел просто вернуть картину.

– И в качестве благодарности за оказанную услугу предоставили Форстеру помещение на втором этаже?

Уинтертон кивнул:

– После этой истории мое мнение о нем несколько улучшилось, но незначительно.

Мэнстед кипел от возмущения, но заметил, что Флавия восприняла рассказ Уинтертона как нечто само собой разумеющееся. Более того, ему показалось, будто она одобрила его действия.