Рука и сердце Кинг-Конга

В кухне что-то грохнуло, и через секунду в гостиную с большим блокнотом в руке прибежал папуля:

– Что, уже началось?

Он растолкал нас с Зямой, сел, развернул на коленях блокнот, поправил перекосившиеся очки и начал конспектировать за дикторшей:

– Пять столовых ложек сметаны, столько же натурального кофе свежего помола, чайную ложку лимонного сока и по одной десертной ложке манки и овсяных хлопьев…

Некое смутное подозрение возникло у меня уже в этот момент, однако осмыслить его сразу помешало неожиданное и эффектное появление мамули. Она хлопнула дверью, тут же сунулась в гостиную, приветливо крикнула нам:

– Ку-ку! – и по точно выверенной параболе отправила в мягкое кресло свою сумку.

По аналогичной дуге назад в прихожую полетели туфли, пальто было барским жестом сброшено на подлокотник дивана, а меховая шапка точным баскетбольным броском отправлена на вешалку. Разоблачившись, мамуля горделиво встала на пороге, радостно возвестила:

– А вот и я! – и с дружелюбной улыбкой оглядела нас, тихо сидящих на диване.

Наибольший интерес у нее вызвал папуля, практикующийся в стенографии. Мамуля подождала, пока он закончит конспектировать, одобрительно покивала дикторше, которая как раз пообещала непреходящий расцвет красоты всем женщинам, под рукой у которых есть то, что нужно (мобильники так и не были упомянуты в святцах), и доброжелательно спросила:

– А что, Боря, мой крем ты уже приготовил?

– А как же! Оба вида – и ночной, и дневной, – с удовольствием ответил папуля, закрывая блокнот с новым рецептом нетленной красоты. – Стоят в холодильнике.

– Дюха, нам хана! – шепотом обронил Зяма, вжимаясь в диван. Он проводил уходящих родителей напряженным взглядом и зажмурился. – Я только сейчас понял, что мы съели! Мамулин крем, приготовленный папулей!

Я спрыгнула с дивана и оказалась в прихожей раньше, чем братец, но он не сильно от меня отстал. Обувались и одевались мы наперегонки и уложились секунд в пятнадцать. Звук открываемого холодильника и папулино удивленное: «А где же…» – оборвал хлопок наружной двери.

Отдышаться остановились на пятом этаже, как раз на шипастом резиновом коврике у квартиры Трошкиной. Братец привалился к двери спиной, она открылась, и Зяма ввалился внутрь. Я попыталась удержать его за куртку, но братишка перевесил, и меня тоже затянуло в подружкину прихожую.

– Здрасте, – удивленно молвила Алка, запахивая на себе слишком большой для нее махровый халат, похожий на шкуру, снятую с гигантского плюшевого медведя.

– Привет! – как ни в чем не бывало отозвался Зяма, поднимаясь с обувницы, на которую он поразительно удачно приземлился аккурат между миниатюрным фонтанчиком и декоративной жабой, держащей во рту монету.

Между нефритовой квакшей и хозяйкой дома наблюдалось определенное сходство. Физиономия у Трошкиной была бледно-зеленая, как лягушачье брюхо, а изо рта тоже торчало колечко. Заметив мой выразительный взгляд, подружка выдернула его изо рта, как чеку гранаты, и с легким вызовом сообщила:

– Я пью чай с баранками. Хотите?

– Что за вопрос! – бестактно ответил Зяма за нас двоих.

И еще более бестактно спросил:

– А что это у тебя с лицом?

– Ой, я сейчас умоюсь!

Алка метнулась в ванную, наскоро поплескалась там и вышла розовая, душистая, похожая уже не на лягушку, а на Дюймовочку.

– Я делала маску, – застенчиво сообщила она, проворно выставляя на стол дополнительные чайные приборы. – Сегодня в утренней программе рассказывали про фантастически эффективный крем, который каждая женщина может приготовить из того, что всегда есть у нее под рукой…

– Не каждая, – буркнула я.

– Вот я и решила попробовать, – не слушая меня, договорила Алка.

– Да, мы тоже попробовали, – хрустя баранкой, легко поддержал светскую беседу Зяма. – С солью, перцем и хлебом с маслом очень даже ничего! Только что теперь предкам говорить?

– Мы с Зямкой случайно съели кремы, которые папуля приготовил для мамули, и теперь они оба на нас обидятся, – объяснила я Алке. – Мама – за то, что она лишилась хваленого косметического чуда, а папа – что мы рискнули съесть непонятную субстанцию, только бы не дегустировать его осьминогов в сливочном соусе.

– Мамуля скажет, что мы бессовестные, а папуля назовет неблагодарными! – поддакнул Зяма.

– Ничего, дорогой, мы что-нибудь придумаем! – задушевным голосом экс-лягушки Василисы Прекрасной сказала Трошкина и погладила Зяму по руке. – Утро вечера мудренее!

Промежуточную между вечером и утром ночь она вовсе не упомянула и никак не охарактеризовала, тем не менее я поняла, что мне пора уходить. Придумывать что-нибудь дорогим Аллочке и Зяме будет гораздо комфортнее тет-а-тет, нежели в моем присутствии!

Искать повод, чтобы откланяться, не пришлось: как раз на завершающей стадии чаепития с баранками зазвонил мой мобильник. Мельком отметив, что входящий номер мне не знаком, я вежливо, но без лишней приязни, нейтральным «офисным» голосом отрекомендовалась в трубку:

– Индия Кузнецова, слушаю!

– Простите, я не хотела, – растерялась женщина.