Рука из могилы

Владимиров равнодушно опустился на табурет, поводя плечами, – руки-то скованы за спиной наручниками. Он заметно постарел за год, прошедший со дня вынесения смертного приговора. Бледен (прогулки смертникам не положены), в глазах – постоянная тревога.

– Согласны ли вы ответить на несколько вопросов? – обращаюсь к нему.

– Давайте! – как можно безразличнее отвечает он.

– За прошедший год произошла ли переоценка совершенного вами, или вы по-прежнему считаете себя невиновным?

– Нет, многое изменилось…

– Что изменилось? Какие перемены произошли в вас?

– Ну, это мое дело…

Юрий Владимиров, 1975 года рождения, житель Пензы. В 1993 году в общежитии «Белинскстроя» в Каменке вместе с Валуевым совершил зверское убийство четверых детей, трупы искромсал и пытался поджечь. Газеты подробно освещали ход судебного процесса над Владимировым и Валуевым в июле 1994 года.

Столичные журналисты, беседовавшие недавно с Владимировым, по словам Ю.В. Харлана, немного добились от осужденного. Поэтому пытаюсь угадать ход его ежедневных размышлений, чтобы вызвать на разговор.

– Скажи, когда была совершена тобою роковая ошибка? С какого момента дорога повела тебя сюда?

Владимиров зашевелился, вздохнул:

– На работу надо было устраиваться!..

– Но ведь ты же работал – помогал в деревне дяде убирать сено… Вот и мать твоя на суде говорила…

Владимиров недовольно поморщился:

– Да при чем здесь мать!..

Действительно, я обронил неосторожное слово – мать Владимирова покончила с собой повешением, узнав о утверждении Верховным судом смертного приговора сыну.

– И уборка сена – тоже работа! – стараюсь поддержать только начавшийся разговор. – Было бы желание…

– А деньги – вы бы мне платили? – иронизирует Владимиров. – Нет, мне тогда настоящая работа была нужна – в городе!

– Постой, но ведь и до этого момента – поездки к дяде – ты чуть не убил человека?

Незадолго до злодеяния в Каменке Владимиров жестоко избил жителя Пензы З. Нанес ему по голове пятнадцать ударов железным прутом и оставил истекающего кровью З. в безлюдном месте. Только чудо и искусство врачей спасли потерпевшему жизнь.

– Да это был мой сосед, – вновь морщится Владимиров, мы давно друг дружку знаем. А после он отказался, что со мною был знаком…

– Сосед – не сосед, а железным прутом бить никого не следует!

– Ну и я мог ему голову подставить – бей, пожалуйста!

Трудно возразить что-либо на такой «довод», поэтому я спрашиваю напрямик:

– По крайней мере, в совершенных убийствах детей ты раскаиваешься?

Владимиров долго молчит.

– Раскаиваюсь, – наконец выдавливает он, – но… только в своих!

– В каких – своих?

– Жанку, Алку я убил. А тех двоих – Валуев…

Дико слышать, как он произносит «Жанка», «Алка». Словно о своих подружках говорит! А ведь это он толкует о зверски зарезанных им, искромсанных девчонках.

– Значит, ты продолжаешь утверждать, что маленькую Машеньку убил напарник?

– Да подумайте-ка сами! – неожиданно оживляется Владимиров, и видно по всему, что он говорит о сокровенном, давно обдуманном. – На штанах Валуева обнаружили кровь всех четверых детей, а мои были чистые! Меня арестовали раньше, и одежду я не стирал!..

Он победоносно смотрит на меня, полагая, вероятно, что сразил меня своими доводами. Но ведь все это я уже слышал в суде, и утверждения Владимирова были тогда же опровергнуты экспертами. Нет, он ни в чем не раскаялся и склонен все так же сваливать собственные злодеяния на других.

– Вдвоем с Кулаковым вам стало повеселее?

– Что значит – повеселее? – сразу настораживается Владимиров.