Рука Кассандры

Продавец несколько раз моргнул, пытаясь проснуться, внимательно посмотрел на линейку, потом на Поттера и надолго задумался. Похоже было, он решал, не вложить ли ему все свои сбережения в металлические линейки, раз они начинают пользоваться таким спросом. Очевидно, ни к какому твёрдому выводу он не пришёл и сказал, что линейки есть.

— Я из полиции, — сказал Поттер и положил локти на прилавок.

— Слушаю, — наклонился к нему продавец. Он уже совсем проснулся.

— Я хотел у вас узнать, не покупал ли кто-нибудь в течение последней недели или двух такие линейки. Причём две сразу.

— Две?

— Да.

— Сразу?

— Да.

— Гм… Интересно. Вот вы спрашиваете — и я сразу вспомнил. Да, только не две…

— Меня интересуют именно две.

— А четыре?

— Что?

— Четыре. Я, помню, подумал: а зачем человеку, интересно, сразу четыре линейки? Что можно делать с четырьмя линейками?

Поттер почувствовал, как по позвоночнику лёгкой щекочущей волной прошёл озноб. Щекочущий охотничий озноб. «Спокойно, — сказал он себе. — Не торопись. Скорее всего, это не то».

— А когда это было? — спросил он.

— Гм… Позвольте, сейчас я соображу… Так, так… пять или шесть дней назад… Минуточку… Да, пожалуй, шесть дней назад.

— Вы точно помните?

— Да. В тот день привезли новые калькуляторы, — продавец кивнул на блондинку, всё ещё пребывавшую в блаженном трансе, — и я, знаете, как-то подумал, когда покупатель попросил четыре железные линейки, что калькуляторы калькуляторами, а железные линейки лет сто уже, наверное, не меняются.

— А вы могли бы описать мне этого покупателя?

— Да, конечно. Среднего роста…

— Возраст?

— Тоже средний. Ну, лет тридцать пять. Может быть, чуть больше. Одет обычно. Если не ошибаюсь, серое пальто. Серая матерчатая кепка.

— Что-нибудь ещё?

— Гм… Пожалуй, всё.

— Не синт, случайно?

— Нет.

— Вы уверены?

— Конечно. Синта я сразу узнаю. По глазам. По разговору. По запаху. Я их за милю чую, еретиков. Спиной чую.

В голосе продавца появилась страстная хрипотца, а в глазах засветилась ненависть.

— Значит, точно не синт?

— Я ж вам говорю, мистер, я их за милю чую. Ползают по нашей земле, как черви. Нажрутся своего христина и ползают с пустыми глазами, людей от настоящей религии оттягивают. Из нашей Епископальной церкви только за последний год троих переманили. Запретить их секту надо, вот что я вам скажу.

— А ничего он не говорил, когда покупал линейки?

— Да нет, — сказал продавец, и глаза его начали медленно остывать, словно в них выключили ток. — Спросил, сколько. Я ему говорю — три шестьдесят.

— И всё?

— И всё. Попросил добавить полдюжины резинок, заплатил за всё и ушёл.

— Полдюжины резинок?

— Ну да.

— Благодарю вас.

Поттер вышел из магазина и сел за руль своего «джелектрика». Мотор он сразу не завёл, а сидел, глядя прямо перед собой невидящими глазами. Как там в книжке описывалась самодельная бомба? Самоустройство для замыкания цепи. Металлические линейки с припаянными проводками, а между ними проложены для изоляции резинки. А может быть, всё это фантазии, чепуха? Школьный учитель? Мало ли кому могут понадобиться четыре металлические линейки и полдюжины резинок. Раз это был не синт — он и по возрасту не подходит к тому, что приезжал в Лейквью к Колби, — это мог быть кто угодно. А может быть, тот, кто приезжал к Лернеру? Лейтенант говорил, что Лернер может повернуться и тем и другим боком… Придётся расспросить сторожа ещё раз и снова приехать сюда.

Он вздохнул и включил двигатель. Охотничий азарт давно покинул его. То, что в первую секунду заставило его сердце забиться быстрее, казалось сейчас не таким уж интересным. Не та это ниточка, о которой говорил лейтенант, подумал он и нажал на реостат.

6

— Мистер Бьюгл, — сказал лейтенант Милич, — как вы относитесь к идее сотрудничества с русскими?

— Отрицательно, — сказал физиолог и ласково погладил свою лысину.

— Вы высказывали своё отношение профессору Хамберту?

— О да, — кивнул он. — Я не из тех людей, которые делают секрет из своих убеждений. Я не оппортунист, приспосабливающийся к конъюнктуре.

— Значит, приглашая вас сюда, в Лейквью, мистер Хамберт знал о ваших взглядах?

— Думаю, что да. К сожалению, в наших университетских кругах не так много людей, у которых хватает смелости придерживаться немодных взглядов.

— То есть?

— Наши либералы любят считать себя людьми, на которых трудно воздействовать. На самом деле они как дети. Они пешки на политической доске.

— И кто же ими играет?

— Все, кому не лень, все, кому это выгодно. О, вы скажете, что они сами любят всех критиковать. Да, критикуют иногда. Но дело не в этом. Они все накачаны суицидальным синдромом…

— Чем?

— Синдромом самоубийства. Они не понимают, а может быть, и не хотят понимать, что давно превратились в термитов, которые подтачивают основание нашего общества. У них на уме только одно: грызть, и грызть, и грызть, разрушая всё, от семьи до патриотизма, от системы свободного предпринимательства до полиции…

«Начинает заводиться, — подумал Милич. — Как шаман».

— А вы?