Рука Москвы

— Десять лет, — повторил я. — Это при том, что прибалты народ законопослушный и даже, как мне кажется, несколько флегматичный. При том, что в Прибалтике нет гор, а «зеленка» начинается в июне, а не в марте. И при том, что в то время не было правозащитников, которые кричали бы о правах человека и тем самым мешали армии и ГБ наводить конституционный порядок. И все-таки понадобилось десять лет. За сколько же лет, по-вашему, можно покончить с чеченскими сепаратистами? А они, уверяю вас, очень даже не флегматичные. И совсем не законопослушные.

— Да, это непростая проблема, — согласился секретарь. — Но проблемы нужно решать.

— Лучше бы их не создавать. Тогда и решать будет нечего.

— В этом я тоже с вами согласен. Создавать проблемы мы научились. А вот решать — нет.

Начальник комендантского патруля окончательно рассупонился, сел на привокзальную скамейку, снял фуражку и даже расстегнул китель. И стал похож на нормального человека, с которым можно нормально говорить. И потому я рискнул задать ему вопрос, занимавший меня с первого дня в Эстонии, когда мы с изумлением узнали, что фильм «Битва на Векше», в котором Артисту предложили роль второго плана, повествует о подвигах эсэсовцев в годы Великой Отечественной войны.

— Скажите, господин секретарь. Мне хотелось бы кое в чем разобраться. Что, собственно, происходит в Эстонии? Ненависть эстонцев к коммунистам еще можно понять. Особенно если правда, что от рук коммунистов погибло в тринадцать раз больше эстонцев, чем от рук фашистов. Это правда?

— К сожалению, правда.

— Понятно. Но совершенно непонятно другое. Разве ненависть к коммунистам обязательно предполагает любовь к фашистам? Можно ведь и по-другому сказать: от рук фашистов погибло в тринадцать раз меньше эстонцев, чем от рук коммунистов. Но все равно много. Откуда же у эстонцев такая любовь к фашистам?

— Это заблуждение, — возразил секретарь. — Никакой любви нет. Мы проводили социологические опросы. Эстонцы в своем большинстве совершенно равнодушны к фашизму. Но когда Россия протестует против фашизации Эстонии, против торжественного перезахоронения останков эсэсовца, они встают на дыбы. Они считают это вмешательством в их внутренние дела.

— Значит, если бы Россия не протестовала, ничего бы и не было?

— Россия не может безучастно смотреть на фашистский реванш. Торжественные похороны останков эсэсовца — это вызов России.

— А как обстоят дела в Латвии и Литве?

В Литве довольно спокойно. Там всего двадцать процентов русскоязычного населения. В Латвии хуже. Там идут очень неприятные для нас процессы, готовятся суды над советскими партизанами. Русскоязычных в Латвии — почти половина населения. А в самой Риге латыши вообще в меньшинстве.

— А сколько русских в Эстонии?

— Около сорока процентов.

— Что же это получается? — спросил я. — Чем больше русских в стране, тем острее там обстановка?

— Это естественно.

— Не понимаю. Чего же тут естественного?

— Чем больше русских, тем большую угрозу они представляют для коренного населения.

— Какую угрозу могут представлять русские для эстонцев и латышей?

— Они боятся утратить свою независимость. Русскоязычное население требует равных прав. На этом и спекулируют националисты.

— Давайте пока оставим националистов в покое, — предложил я. — Сначала разберемся с русскими. После развала СССР они оказались за границей. У них был выбор. Или вернуться в Россию, или стать гражданами Эстонии. Массового исхода русских из Прибалтики, насколько я знаю, не было?

— И быть не могло. Кто же поедет в нищую Россию из бедной, но все-таки сравнительно благополучной Эстонии?

— Значит, они хотят жить здесь, в сравнительно благополучной Эстонии, а быть гражданами России?

— Они хотят быть гражданами Эстонии, но иметь равные права, — разъяснил секретарь, начиная терять терпение от бестолковости собеседника.

— Про какие права вы все время говорите? Право не учить язык страны, гражданином которой являешься? Право не уважать законы этой страны? Право считать эстонцев чухней?

— Вы сейчас рассуждаете как националист.

— Я начинаю их понимать. Мы что, намерены снова присоединить Прибалтику к России?

— Такой задачи Россия перед собой не ставит. Россия уважает суверенитет прибалтийских независимых государств.

— Тогда почему бы не сказать людям правду?

— В чем же, по-вашему, эта правда?

— В том, что Эстония не часть России. В том, что Эстония никогда не будет частью России. И Латвия. И Литва. Россия поможет тем, кто хочет вернуться. Но те, кто остался, должны усвоить очень простую вещь: что они граждане Эстонии, а не России. И они должны знать язык Эстонии, уважать ее традиции и законы. А чтобы связь с родиной не терялась, Россия будет посылать артистов, книги, фильмы, построит центры русской культуры. Ну, не знаю что еще. Будет присылать открытки с видами Кремля и новогодние поздравления деда Мороза с личной подписью президента.

— Хорошая идея, — усмехнулся секретарь.