— Через месяц, когда срок договора истечет, нам надо будет выехать отсюда, — продолжила Тея. — Или остаться, но платить арендодателю в три раза более высокую плату.
— Вы дорожите этой работой, боитесь ее потерять? — осторожно поинтересовался Пауль.
Глаза Теи вспыхнули.
— Я знаю, что вы думаете о моем занятии: трудиться за мизерные деньги — удел дураков! Правильно?
— Почему вы так решили? — спокойно спросил Пауль.
— Потому что основная задача вашей жизни — преумножение капитала, психологические проблемы несчастных пострадавших наверняка ни капельки вас не волнуют! — выдала она.
Пауль нахмурил брови.
— Да, я зарабатываю немало, но не считаю, что должен за это перед кем-либо извиняться.
Тея язвительно хихикнула.
— Извиняться! Ха! От вас, я уверена, никто и никогда не слышит извинений. Самовлюбленные снобы, подобные вам, наверное, даже не знают, как это делается!
Договорив последнее слово, Тея скорчила презрительную гримасу, в то же самое время ругая себя за безобразное поведение. Поток агрессивных обвинительных слов лился из нее как будто непроизвольно.
Пауль долго смотрел ей в глаза, о чем-то размышляя, потом совершенно неожиданно запрокинул голову и разразился хохотом.
Она почувствовала новый приступ раздражения.
— Над чем это вы смеетесь?
— Вы неподражаемы! — выдавил он из себя, успокаиваясь. — В глаза меня еще никто и никогда не называл самовлюбленным снобом.
— А за глаза как пить дать называл, и далеко не один человек! — смело произнесла Тея, забыв о том, что буквально минуту назад упрекала себя за чрезмерную агрессивность.
Пауль мотнул головой.
— Странно, но ваша горячность мне даже нравится. В основном, наверное, потому, что она положительно на меня влияет.
— Что? — удивилась Тея.
— Да, да, я еще в прошлый раз заметил, что, пообщавшись с вами, становлюсь лучше, представляете?
Девушка небрежно повела хрупким плечом.
— Ваши смелые высказывания в мой адрес как будто делают меня добрее, внимательнее, даже сердечнее, — добавил Пауль.
Сердечнее! — иронично повторила Тея про себя. По-моему, таким тебя никак не назовешь!
С минуту оба молчали.
— М-да, — произнес Пауль, оглядывая оконную раму с облупившейся краской и стену с зигзагообразной трещиной. — Здание в ужасном состоянии. Здесь бы не мешало сделать капитальный ремонт. И щиток с пробками давно пора поменять, он у вас прямо-таки доисторический! — В его глазах заиграли насмешливые огоньки.
Tee же было не до смеха. Вспомнив, что даже это ужасное помещение им придется вскоре оставить, в результате чего дальнейшее существование «Возрождения» станет весьма проблематичным, она приуныла и почувствовала, как к ее глазам безудержно подступают горячие слезы, а губы поневоле начинают дрожать.
— А чем конкретно вы занимаетесь в этой организации? — полюбопытствовал Пауль, заметив ее состояние и пытаясь отвлечь ее разговором.
Он подумал вдруг, что в тот момент, когда не слушал ее, Тея уже могла упомянуть об этом.
— Я с шести лет училась играть на фортепиано, — вполне миролюбиво произнесла девушка, и Пауль с облегчением понял, что все в порядке. — В десять начала с увлечением сочинять небольшие пьесы, принимать участие в конкурсах, выступать на концертах... — Она помолчала, корча гримасу безразличия и разочарования. — Вот и здесь половина моих обязанностей заключается в организации музыкальных вечеров и музыкальном оформлении некоторых других мероприятий.
Глаза Пауля оживленно заблестели.
— А почему вы не захотели продолжить заниматься музыкой более серьезно?
Тея устремила на него полный грусти взгляд.
— Еще в восемнадцать лет я поняла, что как музыкант, а тем более — композитор, не представляю собой ничего выдающегося, — нехотя призналась она.
— Может, вы преждевременно отчаялись? — спросил Пауль.
Тея покачала головой.
— Быть посредственностью, занимаясь искусством, — это унизительно, — пробормотала она. — Здесь, в «Возрождении», я явно приношу людям пользу и получаю от этого удовлетворение.
Три раза в неделю по утрам ей приходилось подрабатывать еще и няней, но об этом она предпочла не упоминать.
— Вы сыграете для меня? Хотелось бы услышать что-нибудь из ваших произведений.
Тея изумленно пожала плечами и смущенно улыбнулась.
— Вряд ли.
— Очень вас прошу! — Пауль приблизился к ней на шаг, наклонил голову, приводя ее тем самым в состояние оцепенения. — Мне кажется, вам следует вернуться к серьезным занятиям музыкой.
Он выдержал паузу, давая ей время поразмыслить.
— Вы ведь знаете, Тея, что человек искусства должен обладать огромным упорством. Вспомните, скольких великих художников, писателей и музыкантов при жизни вообще не признавали. Если б в возрасте семнадцати-восемнадцати лет все они вдруг решили забросить свое дело, то мы никогда не узнали бы о них, а человечество лишились большей части культурного наследия...
Его голос действовал на нее гипнотически. Tee хотелось бесконечно долго стоять и слушать, слушать, слушать этого мужчину, наслаждаясь его близостью.
Но в тот момент, когда он приблизился к ней еще на шаг, ею овладела паника.