– Выглядит как птица, – сказал Сенлин. – Думаю, это страус. Рисунок очень маленький. – Он прищурился, разглядывая карту. – А может быть, курица.
– Дай посмотрю. Понятия не имею, с чего ты взял, что эта карта надежна.
В ее словах был смысл. Даже спустя век карта не стала истинным антиквариатом. Она была ярко раскрашена и полнилась карикатурами на животных. Из нее так и хотелось сложить бумажную шляпу и подарить ребенку.
– Твой жираф оказался ламой, и я по-прежнему не понимаю, чем была последняя веха, – продолжила Эдит, намекая на ржавое чудище, мимо которого они прошли чуть раньше. – Большая собака? Маленький медведь? Эта карта безнадежна.
– Но сюда она нас привела, – возразил Сенлин, забирая карту, прежде чем Эдит успела ее помять. Он не был слеп к недостаткам этой находки, но вложил в нее так много надежд, что не мог просто взять и отказаться от поисков. – Если не обращать внимания на стиль – признаю, он дурацкий, – у нее есть все, что полагается карте: роза ветров, масштаб, легенда…
– Она изрисована сердечками, Том.
– Да, вижу. Согласно легенде, ими отмечены места, которые пары нашли бы…
– …уединенными.
– Я собирался сказать «живописными».
– И куда теперь?
Они остановились на развилке извилистых тропинок. Сенлин посмотрел в одну сторону, потом в другую. Оба пути были такими же узкими и извилистыми, как звериные тропы. В отличие от других кольцевых уделов, которые ему довелось повидать, этот не был равнинным, земля здесь поднималась и опускалась, образуя скромные холмы и долины, слишком неестественные, чтобы выглядеть убедительно. Как бы Сады ни одичали к этому времени, изначальный пейзаж не стерся полностью.
Но фарфорники росли так плотно и их ветви так переплелись, что лес за пределами пешеходной тропы был почти непроходим. Это разочаровало Эдит. Она надеялась отказаться от кривых дорожек, обозначенных на карте Сенлина, в пользу более прямого маршрута. Если бы они двигались по прямой, до Золотого зоопарка было бы всего полторы мили.
Когда они только вошли в лес, пробравшись через ужасное кладбище кораблей, она смогла относительно легко проложить путь. Хрупкие белые ветви ломались под ее саблей, как тонкий фарфор. Но работа быстро усложнилась. Чем дальше они шли, тем плотнее становились деревца. Хуже того, щепки оказались такими острыми, что вскоре Эдит и Сенлин ощутили себя подушечками для булавок. Ее усилия также потревожили сумерин, который падал на них как мелкий светящийся порошок. Этот мусор прилипал к одежде и волосам с упрямством пыльцы и вскоре превратил их в пару светящихся призраков, пробирающихся сквозь подлесок.
И тогда она согласилась опробовать карту.
– Смотри, вот оно, – сказал Сенлин, указывая на нечто полускрытое в зарослях в стороне от дороги. Он рассек мечом несколько веток, чтобы получше разглядеть механического зверя. Как и другие, которых они уже видели, когда-то он был великолепен. Но ржавчина съела блеск металла, и многие пластины проржавели насквозь. – Это эму.
– С чего ты взял?
Сенлин отодвинул в сторону кусок мха, освобождая ноги машины.
– Видишь, у него три пальца на ногах. У страуса только два.
– Откуда ты вообще это знаешь?
– Однажды один ученик спросил меня, в чем разница, и я пошел домой и прочитал все, что смог найти по эму и страусиной анатомии, – по правде говоря, сведений было негусто.
Эдит удивленно покачала головой, но ее терпение быстро иссякло.
– Ну и что ты теперь ищешь? Хватит, у нас нет времени.
– И на этой тоже печать, – сказал он, отодвигая колючую ветку, чтобы прочитать табличку на птичьей груди. – «Эму Сфинкса».
– Изумительно.
– Так и есть. Разве ты не понимаешь, что это значит? В Цоколе я катался на машине, которая называлась… как-то… как-то так: «Многоместный мускульный насос Сфинкса».
– Пивная карусель.
– Ты о них слышала?
– Ты жил с учениками, а я с пиратами. Раз из нее выходит пиво, я о ней слышала.
– Ну, тогда ты понимаешь, что насосы и все эти трубы должны быть очень старыми – возможно, такими же старыми, как сама Башня. А этому эму по меньшей мере сто лет. Но, э-э… – Он умолк при виде выражения ее лица.
С убранными назад волосами и напряженной шеей она выглядела достаточно сурово.
– Моя рука новая, – сказала Эдит.
– Именно. Очевидно, что за все эти изобретения ответственен не один и тот же человек. Иначе ему было бы несколько сотен, а то и тысяч лет.
– Какая разница?
– Как это какая? Любой, кто участвовал в проектировании и, возможно, строительстве Башни, должен обладать невообразимым багажом знаний.
– Но ты только что сказал, что это не может быть один и тот же человек.
– Конечно не может, но у него должен быть доступ к этим знаниям. Сфинкс, кем бы он ни был, должен знать Башню досконально, со всеми ее тайнами и внутренним устройством. Только подумай, на какие вопросы он мог бы ответить. Мы отчаянно собираем сведения по крупицам, а в это время Сфинкс…
– Идем дальше.
– Знаешь, Эдит, если ты хочешь мне что-то сказать…
– Идем, Том. Ты обещал Волете завтрак.