Он спросил, не ранен ли кто-нибудь, и был рад услышать, что нет, – впрочем, вполне вероятно, что у всех сотрясение и внутреннее кровотечение и лишь гнев от того, каким образом их вышвырнули из «Облака», не дает им умереть на месте.
– Вот мы и остались на корабле, – проговорила Волета, выбираясь из-под товарищей. Пискля выскочила из ее воротника, дважды обежала вокруг шеи и спряталась снова.
Эдит было труднее встать, чем остальным: движитель, вывалившийся из перевязи, сместил ее центр тяжести.
– Ирен, ты не могла бы взять Волету за руку?
– Это шутка? – спросила Волета, и по выражению лица старпома поняла, что нет. Она взяла протянутую руку амазонки без возражений, хотя и почувствовала себя совершенным ребенком.
– Это обычное приветствие? – спросил Сенлин у Эдит.
– Нет. Видимо, мы сделали что-то не так.
– Уже? Это быстро даже по нашим меркам. – Сенлин помог Эдит вложить механическую руку в перевязь. – Ну и привратник у этого Сфинкса!
С короткой площадки, на которой они стояли, открывался потрясающий вид на ангар, на манящую сокрытую армаду, вокруг которой кишели шагающие и ползающие движители. Адам, разинув рот, уставился на краба в медном панцире, который неподалеку занимался каким-то узлом, выстреливая изо рта ослепительно яркую искру.
– Взгляните-ка, он же сварщик. Интересно, им кто-то управляет или у него имеется что-то вроде шестереночного разума.
Адам как зачарованный подался к автомату, но Ирен крепко его схватила и рванула назад.
– Не надо, – сказала амазонка.
– Ох, ну перестань, Ирен. Это одна из самых фантастических вещей, которые я когда-либо видел.
– Она права, Адам, – сказал Сенлин. – Давайте не будем ничего трогать. – Все еще сбитый с толку, он прижал руку ко лбу и огляделся. – Мистер Уинтерс, что-нибудь подстегнуло вашу память?
– Ну, вот это я определенно помню. – Она указала на зеленую медную дверь в конце платформы – круглую, как монета, и высокую, как дом.
На ее поверхности выступал замысловатый узор. Фигуры шли друг за дружкой по всему периметру «колеса», и каждая несла кирпич на плечах, в руках или на голове. Кирпичи были позолоченными и выделялись на окислившейся поверхности. В центре красовалась надпись: «Зодчий».
Пока они изучали это слово, оно наклонилось и застывшие фигуры пришли в движение. Дверь откатилась в сторону, за нею кто-то ждал.
Он был одет в малиновый мундир с черным кантом, с пышными золотыми эполетами на квадратных плечах. Руки у него были латунные, но казались тоньше и проворнее, чем крепкие пальцы Эдит. Однако все это затмевала голова, которая – как и шея – была не человеческой, а оленьей.
Оленьи рога элегантно ветвились над широко расставленными подвижными ушами. Взгляд темных и ярких глаз существа был проницательным и поразительно умным.
– Байрон… – скривилась Эдит, словно имя было кислым.
– Эдит. Ты вернулась, – ответил олень без намека на теплоту. Его голос был странно скрипучим, словно некто старался говорить, намеренно сужая диапазон. Олень поднял руку – и, хоть рукав красивой униформы ее скрывал, было видно, что конечность движется с машинным безупречным изяществом. – Вижу, ты уже сломала движитель. Какой сюрприз. По головам лупила или по доскам?
Волета ахнула.
– Я совершенно забыла тебя, Байрон. Это был замечательный период моей жизни.
– Да, я слышал, что люди с поврежденным мозгом вполне счастливы. Этого я и хотел для тебя, Эдит: чтобы ты была счастлива, сколько бы ударов по голове для этого ни понадобилось.
– Простите, вы… тот самый Сфинкс? – спросил Сенлин, обращая на себя внимание оленя.
– О, какой забавный идиот! – откликнулся олень. – Ты ведь только что слышал, как она дважды назвала меня Байроном. Где капитан Ли? Он хоть мог поддержать беседу.
– Мертв, – сказала Эдит.
– Мертв? Хм. Уверен, его вши убиты горем.
– Какой же ты отвратительный! – Голос Волеты дрожал от смеха.
Олень обратил в ее сторону длинную, изящную морду и как будто улыбнулся. У него были очень красивые, изогнутые ресницы.
– А ты выглядишь как ершик для мытья посуды.
Изумленный появлением говорящего лесного существа, Сенлин лишь теперь осознал, что располагалось за круглой дверью. Перед ними лежала мощеная улица, по сторонам которой возвышались каменные здания. Фасады и старые сланцевые крыши были влажными от капающей воды с трубопровода наверху. Огромные улитки с нефритовыми раковинами ползали по трубам, и оставленные ими серебристые следы виднелись повсюду в свете уличных фонарей, покрытых слоем сажи.
Красный ара, сидящий на вывеске пивной, хрипло прокричал:
– Пора идти! Пора идти!
Сенлину понадобилось несколько секунд, чтобы понять: он стоит на пороге Цоколя или, по крайней мере, той его части, которая умещалась в небольшом помещении. В отличие от настоящего Цоколя, переполненного нищими и паломниками, «модель» была необитаема. За зданиями, которые выглядели разрезанными пополам, поднималась стена самой комнаты. Впереди них, в конце мостовой, виднелась белая дверь.
– Почему он взял наш корабль? – спросила Эдит.
– Генри забрал ваш корабль? Как странно. Вы же использовали сигнал, верно?
– Не совсем. Мы не знали, какой он.