Довольный исполнением своего долга, колосс сделался достаточно дружелюбным, даже игривым. Байрон, продолжая отчитывать добродушного обитателя коридора, подошел к вделанной в стену латунной панели. На ней в три ряда располагались двадцать три пронумерованные кнопки. Он нажал одну, и коридор начал подниматься.
Никому из них даже в голову не пришло, что такой длинный пол на самом деле представляет собой подъемник – средство достижения белых дверей, расположенных столь высоко на стенах розового бумажного «утеса». От подъема дверь, через которую они вошли, как будто съежилась. Все вокруг них падало на пол. Это сильно сбивало с толку. Воздух гудел, и дрожь невидимой техники ощущалась сквозь слой ковров. В остальном их восхождение происходило довольно спокойно.
Без дальнейших объяснений надоедливый олень быстрым шагом припустил по коридору. Идя по полу, который продолжал двигаться, все чувствовали себя ужасно дезориентированными; казалось, они подымаются по склону холма, хотя на самом деле пол был совершенно ровным. На ходу они шатались, как жеребята. Байрон, привыкший к этому явлению, безжалостно шел в том же темпе.
– Сейчас об этом непросто догадаться, но когда-то давным-давно Сфинкс принимал сотни лидеров, сановников, интеллектуалов и деятелей искусств. Поскольку Сфинкс не мог позволить гостям свободный доступ ко всем изобретениям и экспериментам, он построил этот зал для управления потоком людей.
– Что произойдет, если открыть дверь, когда пола рядом нет? – спросила Волета, дергая Ирен за руку и пытаясь не отстать от марширующего оленя.
– Двери не откроются, пока не появится пол.
– А если я ее сломаю?
– Ты упадешь в яму, и никто не будет по тебе скучать.
Их восхождение остановилось в тот миг, когда они подошли к концу зала. Дверь перед ними выглядела так, словно вела в банковское хранилище. Байрон обернулся, чтобы изречь последнее оскорбление, но его собрат-движитель все испортил. Фердинанд распахнул двери.
Сфинкс – а это мог быть только Сфинкс – ждал на другой стороне. И они увидели, что Эдит не соврала. Он и впрямь был похож на ложку.
Глава четвертая
Сфинкс не смог бы раскрыть тайну своей личности, не утратив загадочного ореола. Быть Сфинксом означает оставаться неизвестным. Но, сделавшись мифом, он стал бы к тому же непознаваемым. Остается лишь надеяться, что однажды он объявится и докажет раз и навсегда, что его не существует.
В воздухе порхали бабочки с тонкими пергаментными крыльями, яркие, как дамские броши. По отдельности каждая тикала, словно карманные часы; общий порхающий калейдоскоп издавал механический гул.
На крыльях каждой бабочки были изображены картины, отсылающие к бытовым сценам: сине-белые узоры фарфоровой тарелки; сверкающий рисунок лакированной древесины; фарфоровая гладь сливочного цвета, словно кусочек кухонной раковины; желтые цветы из букета. Рой носился туда-сюда внутри полированного медного купола наверху, ослепляя Сенлина и его команду причудливым камуфляжем.
Взметнулась молния и в одно мгновение превратила бабочек в дымящийся пепел.
Волета попыталась поймать крылышко побольше, но чешуйчатая ткань, едва коснувшись ладони, превратилась в сажу.
– Какая досада! Они были такими красивыми. Зачем вы это сделали?
– Чтобы сохранить их секреты, моя дорогая. – голос Сфинкса раздался как будто сквозь старый громкоговоритель.
Он был не просто высоким, а странно вытянутым и не показывал ни дюйма кожи. Его плащ начинался с изгиба капюшона над головой и опускался до самого пола, где растекался лужей черного бархата. Он все еще держал в руке устройство, которое извергло молнию: оно напоминало камертон, но выглядело слишком безобидным, чтобы стать причиной такой искры. Под капюшоном на Сфинксе была маска в виде вогнутого зеркала.
– Вижу сходство, – прошептала Ирен, но Эдит была слишком на взводе, чтобы ответить.
Ирен ни разу не видела старпома такой бледной. Она пожалела, что так быстро отдала свою цепь.
Сенлин не забывал, в каком напряжении сейчас его друзья. Сперва их лишили корабля, а теперь они столкнулись лицом к лицу с ожившим мифом. Справиться со всем этим сразу было непросто. Он знал, что они будут ждать от него хладнокровия. Что бы ни случилось, он обязан держать себя в руках.