Рука в руке

— Руис? Разве он не у себя в комнате?

— Нет, — сказал Виржиль, повысив голос, — он в комнате, но не в своей! Ты что, не слышала, что я сказал? Руис увел Рафаэль из-под носа Жослина…

Мария уставилась на стол. Она пыталась понять, что сказал муж, но не понимала его слов.

— Жослин? — повторила она.

Она обошла вокруг стола и села рядом с Мигелем.

— Рафаэль и Руис? Виржиль, что происходит?

Она чуть не плакала. Виржиль гневно закричал:

— Да, да, Руис! Руис!

Он повторял имя сына со всевозрастающим гневом, но, увидев слезы в глазах жены, замолчал.

— Мигель все тебе расскажет…

— Нет, ты! Я хочу, чтобы ты мне все рассказал.

Она смотрела ему в глаза, готовая защищать Руиса до последнего. Виржиль это понял и сказал сурово:

— Нет, Мария. Я не хочу об этом говорить. Ни сегодня, ни завтра, никогда. Пока ситуация не прояснится, Руис не переступит порога этого дома. Я говорю серьезно…

Мария не сомневалась в этом.

— Послушай, Виржиль… — начала она, но он не дал ей договорить.

— Мария, я не хочу видеть Руиса в этом доме.

Виржиль выдержал взгляд жены, резко повернулся и вышел из комнаты. Мигель подошел к матери и улыбнулся.

— Разве ты еще не привыкла, что вокруг Руиса все время скандалы? Я уже слушаю об этом целый час.

Сложно было не заметить, что Рафаэль ему нравилась. Неужели ты ничего не видела? Нет? Ну что ты, мама…

Он усадил Марию в кресло, сел рядом и взял ее руки в свои.

— Ну а я давно заметил неладное. Жослин собирался уезжать сегодня днем. Он был так уверен в себе…

Мария рассматривала свои украшения и не слушала сына. В конце концов это его разозлило:

— Ты же знаешь Руиса, мама! Он всегда считал Жослина искусным соблазнителем. Ему вдвойне приятно украсть у него молоденькую подружку. Я подумываю, уж не влюбился ли он… Он подарил ей быка, отрезанное ухо и поездку в Севилью, будучи абсолютно уверенным в себе!

Мария обеспокоенно спросила:

— А что сделал твой отец, Мигель?

— Если я правильно понял, он затеял драку…

Женщина задумчиво посмотрела на скомканный кусок газеты.

— Что мне делать, Мигель?

Вопрос заставил сына задумчиво опустить голову. Помедлив, он ответил:

— Ничего, мама. Руис больше не ребенок. Он получил что хотел. В воскресенье он будет в Севилье, где встретится с Пабло. Позвони тому и расскажи все. Это самое разумное, что можно сделать.

— Я никогда не прощу его, — прошептала Мария.

— Никогда? Это слово слишком сильное, когда речь идет о Руисе…

Мигель снова улыбнулся.

— Никто не умер, мама, — сказал он, поднимаясь. Он собрался уходить, но Мария остановила его.

— Ты не понимаешь, Мигель…

Он пожал плечами и сказал:

— Обида забывается. Думаю, в ближайшее время Руис не появится. Он полностью поглощен своей любовной историей и временно забыл о нас. После воскресного выступления он вернется в Сент-Мари, один или с Рафаэль. Можешь съездить туда, чтобы рассказать ему, как мы недовольны его поведением. К тому же, почему ты думаешь, что Рафаэль у него надолго? Коррида была и остается его самой сильной страстью. Мне кажется, что со временем…

— Я все равно не прощу его, Мигель.

— Возможно… не сегодня.

Мария встала и вышла, недовольная самоуверенностью Мигеля. В холле она столкнулась с Жавьером, но молча прошла мимо. Виржиль из другой комнаты крикнул вслед другу:

— Ты меня хорошо понял?

Жавьер кивнул.

— Не пускайте его даже в конюшни! Я не хочу видеть Руиса на территории нашей усадьбы, — приказал хозяин дома.

Жавьер постоял на лестнице, с сожалением глядя на хозяйку, затем поднял шляпу, прощаясь, и ушел. Мария подбежала к Виржилю, который собирался сорвать со стены фотографию Руиса, и схватила его за руку.

— Не трогай!

Они стояли друг напротив друга.

— Пусть все остается на своих местах! Это и мой дом тоже! — закричала Мария.

— Ты любишь Руиса. Но с этого дня…

Мария разрыдалась, и Виржиль обнял ее.

— Виржиль, я ни о чем не прошу тебя… Можем не говорить об этом. Но кто коснется его фотографий, будет иметь дело со мной.

Виржиль приподнял лицо жены за подбородок и посмотрел в ее глубокие глаза. У Руиса был такой же взгляд… Виржиль слегка оттолкнул Марию.

— У меня дела, Мария… Собери вещи Жослина и отправь их в Париж.

— Хочешь, чтобы я написала ему?

— Нет, не надо…

Виржиль спустился в холл и остановился у окна. Он чувствовал себя уставшим и опустошенным. Давно уже у него не было такой ночи. В конюшне Жавьер мыл андалузского скакуна Руиса. Он понял этот негласный знак протеста, которым молчаливый Жавьер высказывал свое недовольство под внешним смирением.

— Иди займись лучше моими быками, — пробурчал будто сам себе Виржиль.