Рукав Ориона

Я поднялся на ноги и принялся слоняться по каюте «Чиспы», недавно переквалифицированной под мой офис и переговорный пункт. Солнца Шпоры Персея мелькали за иллюминатором, как испуганные огнемухи. Мы как раз приближались к Черной Дыре — практически беззвездному участку, оделяющему Шпору Персея и Рукав Ориона.

После спора с Евой страшно хотелось пить. Алкоголь не входил в число рекомендуемых мне веществ, поэтому пришлось удовлетвориться апельсиновым соком. Продуктовый конвейер доставил стакан с оранжевой жидкостью, и я уселся перед коммутатором, потягивая напиток и размышляя.

В течение последних шести месяцев моя мать бесконечное число раз откладывала принятие решения, когда я убеждал ее передать свою долю по доверенности. Она не понимала — или отказывалась понимать, — что обладание четвертью акций подвергает ее смертельной опасности. Катя же снова и снова убеждала меня (и я не мог не согласиться): только так можно быть уверенной, что доходы от ее доли пойдут на «благотворительную» деятельность реверсионистов. В противном случае — даже вернее сказать, тем более, — если доверенным лицом станет кто-нибудь из членов семьи, пожилую даму объявят неспособной решать важные финансовые вопросы и откажут крайне непопулярной политической организации в финансовой поддержке. Напомню: реверсионисты стоят за увеличение прав негуманоидных рас и ограничение власти сотни предприятий.

Интересно, пудрили ли Дан и Вифи мозги моей матери со времени последнего совета? Или кузену Зеду удалось убедить ее немедленно передать свою долю реверсионистам? Этот хитрец отлично знал, что жадные до денег партии поддержат его и проголосуют за слияние с «Галафармой».

Мое теперешнее дряхлое состояние не позволяло думать обо всей этой сложной экономической ерунде. Но я очень любил свою мать и готов был помочь ей, чего бы это ни стоило.

Ее лицо появилось на экране, изможденное старостью и болезнью, но такое же благородно-непобедимое, как и всегда. Седые редкие волосы завиты в мелкие кудряшки, сапфирово-синие глаза горят по-прежнему ярко, хотя вокруг них пролегли глубокие тени. Она крайне отрицательно относилась ко всем видам генного омоложения, особенно к тем, что позволяют старикам внешне оставаться юными за счет младших поколений. Катя Вандерпост сидела в кресле в библиотеке своего пентхауса, облаченная в темно-розовый пеньюар, украшенный лентами того же цвета. Боже мой, такое ощущение, что она весит килограммов сорок пять.

— Аса, дорогой, как я рада тебя видеть. Ева отказалась открыть мне, где ты сейчас находишься. Там было опасно, да?

— Да нет, пустяки, — без зазрения совести соврал я. — Мам как ты там?

Она усмехнулась.

— Ты ведь знаешь этих врачей. Постоянно советуют мне пройти какой-нибудь дурацкий курс лечения. «Чтобы поставить вас на ноги», вот как они выражаются. Но куда я потом пойду на этих ногах — вот в чем вопрос! Мне семьдесят восемь и все полезные дела я уже сделала. Ну, почти все. — Она как-то коварно улыбнулась. — Ты скоро будешь дома?

— Как раз лечу. Увижу тебя через недельку.

— Это чудесно. Чудесно. — Она опустила голову, и улыбка на лице уступила место задумчивости. — У меня к тебе серьезный вопрос.

Вот и оно, подумал я с тоской.

— Давай.

— Ты все еще изгой?

— Ну, нет. — И это все? — Как раз сегодня «Оплот» снова официально меня нанял. Я опять вице-президент. Очень почтенный гражданин.

— Вот и хорошо. Джерри Гонсалес сомневался, что это будет законно, если ты лишен гражданства. — Она на секунду отвернулась, вытащила электронную книжку и нажала на кнопку. — Вот, готово.

Джерри Гонсалес, молодой поверенный из Феникса, стоял во главе ЛИЗА, самой значительной из реверсионистских групп. Он также был личным адвокатом Кати, несмотря на все попытки Симона, Дана и Вифи вытеснить его.

— Мам, что ты там выдумала?

— Ну, я знаю, что ты очень волнуешься из-за… из-за моей безопасности, поскольку я по-прежнему удерживаю четверть акций «Оплота».

— И о безопасности Дана и Вифи тоже. Ты, конечно, не забыла об угрожающем послании, которое получил Симон после похищения Евы.

— Но детей хорошо охраняют. Меня, конечно, тоже. Я никогда не покидаю квартиры — только для поездок на Небесное ранчо.

— Даже так…

— Аса, дорогой, мы уже не раз спорили об этом. Теперь больше никто не будет давить на меня. Я предприняла шаги — после очень долгих раздумий. Ты ведь знаешь, я думала, что правильно решила поддержать слияние на последнем голосовании. Но твой отец меня переубедил. Он дал понять, что я не имею права подписать смертный приговор основанной Дирком корпорации. С другой стороны, считаю необходимым продолжать благотворительную деятельность, в которой так нуждаются реверсионисты.

— И как же ты поступишь? Передашь им свою долю прямо сейчас? Или сделаешь доверенным лицом одного Гонсалеса?