Руки кукловода

– Но ведь это значит… это значит, что все то, на что я намекала в своей статье… все оказалось правдой! Действительно, откуда у скромной государственной служащей сто тысяч долларов в подоконнике? Да ей же честным трудом за всю жизнь столько не заработать! Это значит, что она действительно участвовала в махинациях с недвижимостью, и за это ее убили!

– Сто тысяч… – вздохнула Ираида. – А если бы ты знала, в каком пальто она ходила… Это просто ужас какой‑то!

– Ну, Ираида, хотела я у тебя спокойно посидеть, а ты сразу огорошила! Не знаю теперь, что и думать.

– А ты поделись со мной, авось помогу, – предложила Ираида. – С чего все началось‑то?

Я только собралась было рассказать ей все порядку, как Петр Ильич с мамулей уговорили меня создать сенсацию, но в это время зазвонил телефон. Ираида долго говорила, потом как раз вскипел чайник, потом мы немного поболтали о тряпках, перекинулись на мужчин, и я вдруг попросила Ираиду замолвить за меня словечко перед ее подполковником, не согласится ли он дать мне полное и эксклюзивное интервью на тему расследования убийства Антонова.

Ираида подумала и обещала поспособствовать ради нашей старой дружбы, на том мы и расстались.

Что началось в редакции на следующее утро после того, как вышла наша газета, – не рассказать. Главный пожалел меня, а вернее, сообразил, что в состоянии ужасного беспокойства за Мишку от меня будет мало проку, он просто опубликовал документы, что дала мне неизвестная Светлана, и сам написал краткий сопроводительный комментарий. После этого хитрый Главный уехал на дачу. Секретарша получила строжайший приказ никому не давать номер его дачного телефона, даже если в редакции будет пожар, а в городе – наводнение.

С самого утра звонков было мало, видно, чиновники и начальство КУГИ так рано газет не читали. А уж потом, когда референты принесли им газетные материалы с отмеченными красным местами, где нужно читать, те схватились за голову.

Сначала на звонки отвечал заместитель Главного, потом ему это надоело, и он уехал в типографию. Начальник отдела новостей тоже куда‑то смылся, и секретарша стала переключать звонки на нашу Гюрзу.

Вот когда на нашей улице настал праздник! Дверь в кабинет была открыта, и мы с Кап Капычем имели удовольствие слышать, как Гюрза оправдывалась по телефону. Голос у нее напоминал шипение полузадушенной кобры, правда, я никогда не слышала, какие звуки издает кобра перед смертью.

Перехватив мой злорадный взгляд, Гюрза тут же отомстила: сдала меня неизвестному абоненту с потрохами, то есть сообщила, что Александр Кречетов – это псевдоним молодой журналистки Александры Петуховой.

– Слушай, за что она меня так ненавидит? – задала я Кап Капычу риторический вопрос.

Но ответ, как ни странно, получила:

– За то, что тебя все любят, а ее ненавидят, за то, что ты можешь отлично писать, а она – нет!

Действительно, в последнее время Гюрза все больше правила чужие статьи, оттого верно и выбилась в начальство, чтобы самой у компьютера не корпеть, не больно хорошо она умела излагать свои мысли, да и мыслей тех было немного…

День прошел в какой‑то бессмысленной суете, я не могла заниматься ничем серьезным и в благодарность Кап Капычу за моральную поддержку сочинила аж три эротических рассказа. Петя благодарил меня со слезами на глазах, сказал, что у него гора свалилась с плеч и что три недели он сможет теперь спать спокойно.

Алексей Игоревич Березкин прошел мимо вахтерши, высокомерно подняв левую бровь. Гнусная старуха как‑то странно встрепенулась, и ему показалось, что она хотела потребовать у него пропуск. У него, у заместителя председателя Комитета! Уж его‑то вся эта мелюзга обязана знать в лицо! Конечно, она не посмела, но хотела – он почувствовал это ее желание.

В чем, в чем, а в психологии мелких пресмыкающихся Алексей Игоревич очень хорошо разбирался.

Он шел по длинному коридору монастырского флигеля, в котором размещался Комитет, все так же высокомерно подняв бровь, и отмечал творящиеся вокруг странности. Встреченные в коридоре сотрудники здоровались с обычным подобострастием, пожалуй, оно выглядело даже преувеличенным, но стоило ему пройти мимо – они начинали шушукаться. Он не видел этого, конечно, не хватало еще оборачиваться, но чувствовал спиной, зрячей спиной настоящего психолога.

Войдя в свою приемную, бросил взгляд на секретаршу. Так и есть – вид испуганный и заискивающий, при его появлении бросила телефонную трубку. Сплетничала, сплетничала о нем!

– Сам не звонил? – осведомился, по традиции указав пальцем наверх, хотя председатель комитета сидел здесь же, на первом этаже.

Ольга издала отрицательный писк и еще больше побледнела.

Алексей Игоревич вошел в кабинет, расслабил лицо, сел за стол, углубился в бумаги, стараясь не думать о перешептываниях в коридоре, об испуганном Ольгином лице, о заразе‑вахтерше… Он старался не думать и о том, что телефон у него на столе не звонит.