Руки мои, не опуститесь…

В первой больнице ее никто не ждал. Весть о том, что к ним пришел работать кардиолог, никого не повергла в радостные восторги. Заведующая поликлиники вызвала работающую уже несколько лет кардиолога Строгину Елену Ивановну и представила ей нового специалиста, предложив посадить ее в свой кабинет. На что Строгина, удивленно оглядывая непонятно откуда взявшуюся коллегу, очень мягко возразила, что кабинет уже занят ревматологом, и расписание не позволяет посадить к ним еще кого-либо. Тогда Галина Николаевна решила передать полномочия определения нового работника старшим терапевтам. Старшие терапевты, в кабинет к которым влетела воодушевленная Екатерина, смотрели на нее с недоумением. Вопрос, в какой из кабинетов посадить молодого специалиста, оказался для всех из разряда повышенной сложности. В конце концов, через час бесполезных поисков Екатерину засунули в один из кабинетов участковых терапевтов в окно между их приемами. Не успела она подготовиться к приему, как в дверь уже постучали. Новость о приеме еще одного кардиолога разнеслась по поликлинике, и находчивые пациенты быстро соорудили живую очередь, заняв свободные стулья в коридоре перед ее кабинетом.

Работа «закипела». Но закипела не бурлением, как кипяток на большом огне, а медленным «сладким джемообразным подкипанием». Екатерина, наученная в стационаре досконально осматривать больного по всем системам, тщательно выписывая направления на анализы и процедуры, тратила на каждого из них минут по сорок.

Уже через два часа измученные ожиданием пациенты стали по очереди открывать дверь в ее кабинет с вопросами: не собралась ли она вести прием до ночи? Некоторые стали уходить, выплескивая из себя на ходу ругательства. Вспотевшая от перенапряжения, Катька прикладывала все силы для ускорения процесса осмотра, но продолжала все равно делать все по правилам, как учили.

За все положенные пять часов приема она смогла осмотреть всего восемь человек. Казалось бы, почти заполнила свою палату. Но! Это не стационар. Екатерина шла домой полностью обессилевшая от первого трудового дня и понимала, понимала – ярко, беспощадно к себе, что не вписывается со своим режимом работы в амбулаторно-поликлинический прием. Сегодня пострадали не только пациенты, но и она сама. Этот ее первый день кардиологический практики надо запомнить на всю жизнь и менять, изменять алгоритм действий. Но как? Уставший мозг отказывался шевелиться и придумывать что-то новое.

На следующее утро повторилось то же самое. А через несколько дней на нее посыпались жалобы не только со стороны пациентов, но и от загруженных ее направлениями врачей из физиокабинета, лаборатории и других узких специалистов.

Мудрая Фомина, старший терапевт подразделения, к которому прикрепили Екатерину, смотрела на нее с участием и сожалением:

– Поймите, девочка моя, я вижу ваше стремление и знаю, что из вас получится очень хороший доктор. Я прожила долгую жизнь и могу отличить настоящее от пустого. Вы послушайте меня внимательно. – Она перевела дыхание. – Вам необходимо многое перестроить в своей работе. Те анализы и процедуры, которые вы назначаете своим больным, может, и нужны им, но база нашей больницы не сможет их обеспечить. Я вам советую посетить те кабинеты, куда вы направляете своих пациентов. Диагностические возможности нашей больницы в корне отличаются от тех, где вы проходили обучение.

Екатерина понимала, что Антонина Александровна права. И как это она сама не могла догадаться!

– Вы больше спрашивайте. Не сидите одна со своими вопросами, – продолжала она. – Мы для вас освободили кабинет №23 на первом этаже в левом крыле. Пусть далеко, но вам там будет свободнее. Никто не будет подгонять. И еще, – она помолчала, глядя с улыбкой на притихшую Екатерину, – на прием одного больного вам дано всего 20 минут времени. Научитесь укладываться в эти рамки, и тогда все наладится.

Екатерина смотрела на нее с благодарностью: «Вот бы все старшие терапевты рассуждали так».

Она вспомнила случай, когда не могла определиться с диагнозом и обратилась за помощью к Михееву Дмитрию Юрьевичу (тоже старшему терапевту одного из подразделений) и даже остолбенела от его категоричного ответа: «Екатерина Владимировна, мы вас взяли для того, чтобы у вас спрашивать. А вы все норовите у нас что-то узнать», – невозмутимым монотонным голосом провозгласил он и отвернулся от нее.

Екатерина помнит, как вышла тогда из его кабинета, со стыдом глядя в глаза проходившим мимо нее коллегам, с которыми коротко здоровалась (она никого не знала, и ее никто не знал тоже) и быстро шла к своему кабинету, чтобы спрятаться там. После этого случая перед каждым приемом она размещала рядом с собой большой чистый лист бумаги, на котором записывала непонятные для нее лечебные и диагностические моменты. А вечером названивала Игошину, и он старательно объяснял ей каждую проблему, давая мудрые советы по каждому вопросу.

Пришло время зарплаты. Екатерину вызвали к главному врачу:

– Вы помните о нашем уговоре? – Почти шепотом обратилась к ней Шапкина.