Был час ночи. Стефен, только что вернувшийся из «Пурпурного концерта», пребывал в возбужденном состоянии, а Розина что-то шила в курительной комнате при свете лампы, покрытой искусно расписанным шелковым абажуром.
Часом ранее, устав доверху набивать ящики массой мелких предметов, она прошла в спальню и разделась, предварительно поместив в сейф, как она это делала каждый вечер, акции угольного предприятия, которые в один прекрасный день должны были подняться в цене до ста тысяч франков, но в данный момент могли быть проданы лишь за восемнадцать тысяч. Она уже распустила свои прекрасные волосы, когда вдруг вспомнила, что, складывая ящики, зацепилась юбкой за гвоздь и в ней образовалась небольшая прореха. Почти обрадовавшись занятию, которое позволило бы ей дождаться возвращения Стефена, она надела восхитительный светлый пеньюар и отправилась зашивать дыру в курительную комнату, уже больше не беспокоясь о ценных бумагах. По правде говоря, мысль о них промелькнула в ее голове, но с тех пор, как она решила держать их при себе, ей доводилось раза два-три выпускать их из виду, и ничего спектрофелического или инфракрасного не случилось.
К тому же курительная комната была смежной со спальней.
Из обеих можно было выйти в широкий коридор – лучше сказать, галерею. Они не соединялись между собой напрямую, но, оставив открытыми двери обеих, что Розина и сделала, можно было прекрасно слышать в одной, что происходит в другой.
Занимаясь шитьем, Розина улыбалась. Муж вернулся в прекрасном расположении духа, удовлетворенный своей новой работой, радуясь возвращению к музыке.
Из
Хотя эта
Она слишком поздно заметила, что вокруг уже не царит абсолютная тишина, ее лучшая помощница.
Резко вскинув голову, она застыла, словно восковая фигура…
Этот скрежет, который она только что уловила, был ли он первым?
Лампа освещала лишь уголок комнаты. Остальная часть утопала во мраке. В коридоре тоже было темно.
Розина бесшумно встала; скрежет возобновился.
Ее план был отважным: на цыпочках подойти к двери спальни, там, повернув выключатель, залить комнату светом, увидеть, узнать и предотвратить; но все это необходимо было осуществить так, чтобы ни единый ее жест не произвел даже легкого колебания воздуха, ни единый шаг не вызвал скрипа половиц, ибо непрошеного гостя нужно было застать врасплох и при этом не испугать Стефена. К счастью, пол был покрыт коврами – толстыми, благословенными, приглушающими любые звуки! Стефен из-за гудения электризатора ничего не услышит. Что же касается этого самозванца…
Она продвигалась, словно по тонкому льду очень глубокого озера, в среде еще более плотной, чем вода, расставив руки в стороны на манер эквилибриста, чем-то напоминая канатоходку, двигающуюся по проволоке.
Пока она шла, очевидные факты и предположения сменяли друг друга в ее мозгу с той головокружительной скоростью, с которой мысли несутся в критические моменты.
Неужели сейчас она снова увидит Спектрофелеса? Он ли это или же какой-то его сообщник? Призрак? Или человек? Но тогда человек «поддельный»,
Но на сей раз, чувствуя, что она может застичь противника врасплох, в предвкушении битвы уже не столь неравной, как прежде, мадам Орлак была преисполнена беспримерного хладнокровия.
Она переступила через порог курительной комнаты.
Напротив луч света указывал расположение
Двери курительной комнаты и спальни находились в трех шагах одна от другой. Сдерживая дыхание, Розина достигла порога спальни. В комнате царила непроглядная тьма. Но в глубине, справа, раздавались слабые, едва различимые шумы. Естественно, шкаф! Сейф для ценных бумаг!