Руки, полные дождя

Он почему-то ожидал, что Анубис презрительно фыркнет или отшутится. Но тот улыбнулся уголками губ:

– Чувствовал.

– Но не приходил.

– Приходил. Ты не видел меня.

Это звучало как бред, и Гор нахмурился, ещё разок крепко затянувшись.

– Иногда ты такой придурок, Хару.

От Анубиса эти фразы не обижали. Вот от отца хотелось одобрения, чтобы он кивнул и перестал быть невозмутимо спокойным. Но от Анубиса фразы воспринимались абсолютно нормально. Он не хотел обидеть.

– В последний раз твои крылья подрезали во время войны. Извини, я плохо ориентируюсь в датах. Ты был лётчиком и рухнул в пустыне.

Гор даже о сигарете забыл. Во все глаза уставился на Анубиса, чьё спокойное лицо казалось слегка размытым в сигаретном дыме.

– Ты там был, Инпу?

– Конечно. Ты умер в том самолёте, и я пришёл. Думаешь, кто тебя вытащил? И ты считал, бедуины там случайно оказались? Как кстати! Я попросил их. И ушёл, когда ты начал приходить в себя.

– Почему не остался?

– Не хотел, чтобы ты меня видел. Ты же прогнал меня, помнишь? И был весьма красноречив.

Гор помнил.

Они разошлись с Хатхор, и он не очень хорошо это переживал. Тогда и явился Анубис, но Гор не желал ни с кем разговаривать, прогнал его прочь, ещё и наговорил в запале гадостей. После этого Анубис не возвращался – пока Гор сам к нему не приехал. Потому что начал умирать.

– Извини, – пробормотал Гор. – Я был не прав. И спасибо, что помог тогда.

Анубис помолчал, смотря куда-то в сторону. Это выглядело почти жутко, когда он спросил, не поворачивая головы:

– У тебя ведь нет кошки?

– Нет.

Гор глянул в ту же сторону, но кухня была пуста, даже без призраков.

– А, – сказал Анубис. – Я вижу кошку. Видимо, после возвращения или перемещения пространство для меня искажается. Или это в голове.

– Ты считаешь, это нормально?

– Пара дней, и все пройдёт. Божественная сущность снова привыкнет к телу.

Гор заметил, что сигарета в руке брата тоже тлеет, но затягиваться он не торопится. Анубис наконец-то в упор посмотрел на него:

– Я знаю ваши видения на изнанке.

Гор молчал, ожидая продолжения.

– Для меня они были как сны. Комнаты Сета, твоё видение меня и будки. Знаешь, ты ведь мог просто позвонить.

– Мне было стыдно. И казалось, тебе это не очень надо. И…

– И порой ты придурок.

– А ты мой брат, значит, мы похожи.

– Семейное упрямство.

Анубис улыбнулся, но как-то грустно. А потом посерьёзнел:

– Никогда так больше не делай. Я буду приходить, что бы ни случилось. Помни, что я жду твоего звонка. Ты не один. И не был один. Ты мой брат и не нужно кем-то притворяться.

Гор смущённо кивнул. Невольно вспомнились слова матери, которая говорила, что он должен выглядеть так, чтобы никто не видел его слабостей. Сиять, пропуская сквозь пальцы энергию жизни.

Теперь её оставалось так мало, что едва хватало самому. Но в этот момент Гор ощутил, как в его силу осторожно вплетаются мертвецы Анубиса, его крылья, чернилами растекающиеся по золоту, но не пачкающие, а поддерживающие.

– Есть тонкая грань, – тихо сказал Анубис. – Тонкая грань между отпускать и сдаваться.

Гор хотел сказать, что тоже ответит, когда потребуется, что он не может перечеркнуть столетия непонимания, но хочет исправить. Он собирался сказать так много, а вместо этого тихо выдавил:

– Я не хочу умирать, воробушек.

– Ты не умрёшь. Я не позволю Дуату забрать твою жизнь. Мы что-нибудь придумаем.

Анубис оглядывает горящие обломки. Нахмурившись, серьёзно. Быстро подходит к кабине пилота, стараясь не обращать внимания на жар.

– Хару! Хару, ты меня слышишь?

На голове Гора, чуть выше виска, рана, из которой сочится кровь. Гор не потерял сознание, но дышит рвано, с присвистом, его глаза то и дело закрываются.

– Не слышишь, – мрачно говорит Анубис.

Он обжигает руки о металл, пока вытаскивает Гора. Тот тихонько и явно неосознанно стонет под непрекращающееся ворчание Анубиса.

– Лётчик он, война у него, посмотрите-как-я-лечу… проклятье!

Руки нестерпимо болят, и Анубис отпускает Гора: горящий самолёт достаточно далеко. Осматривает брата и качает головой: похоже, сломанное ребро проткнуло лёгкое и сделать что-то посреди пустыни сложно.

Анубис тихо ругается себе под нос.