Руки прочь, профессор

Блин! Вот веселый же мужик, вдохновенный. Знает сотню баек про рыбалку и две сотни похабных анекдотов. Но когда ловит шлею под хвост – совершенно невыносим. И ведь не поспоришь же – он мужик слова, сказал уволит – значит, уволит. В прошлом месяце так администратор на ресепшене с места слетела. Он её чай пить послал, сладкий, чтоб уровень глюкозы восстановить, а она осталась на месте и через пятнадцать минут прилегла в обморок. Нашатырь ей принесли вместе с заявлением на увольнение.

Ладно. Гулять так гулять! Кто я такая, чтобы сопротивляться таким прихотям своего начальства?

Наливаю себе уже из своего кулера еще один стакан воды – жажда в последние недели стала моим постоянным спутником. Забираю из принтера свежую распечатку. С чистой совестью иду навещать маму.

Время утреннее, и потому искать маму не приходится. В это время нет особых вариантов, где она может быть. После завтрака она терзает инструктора по лечебной физкультуре. Ей говорят – не надо так усердствовать, но… Да, я вот сейчас понимаю, в кого я такой упрямой козой уродилась.

А ведь совсем недавно врачи опасались, что она вообще на ноги не встанет – слишком уж долог был срок комы. И вот нате вам!

Её руки – все еще тонкие, напоминают ручки привидения, но за прошедшие полтора месяца она все-таки начала набирать вес, а не терять. И даже эти худые руки умудряются очень цепко держаться за поручни тренажера, очень похожего на балетный станок. Её ноги – еще не очень уклюжие, быстро устают, большинство времени медсестры все-таки возят её в кресле, но мама с боем вырывает у своего тела каждый нерв, каждую мизерную возможность движения. Три недели назад она сделала свой первый шаг. Сейчас – уверенно перебирается приставным шагом от одного конца станка к другому и обратно.

– Котя, скажи ей! – при виде меня Кира, инструктор по восстановительной физкультуре, светлеет челом, и явно обретает надежду, – Ей нужно сделать перерыв. Она опять переутомится, и кровь из носу опять пойдет.

Я вздыхаю. Да-да. Вся в меня, мамочка!

Беру два кресла-мешка, что навалены у дальней стены высокой горой, и тащу их к станку, паркую рядышком, делаю маме приглашающий жест.

–– Demande, – приглашаю на французском.

– Merci, – негромко откликается мама и, разжимая руки, позволяет себе рухнуть в уютные объятия мешка.

И я, и мама учили этот язык, но я – подзапустила, а она – в принципе плохо помнит его после комы. Но очень хочет восстановить. Психолог нам сказала “без перегибов”, и мы абсолютно без перегибов начали вводить в бытовой лексикон по одному-два слова в неделю.

Спасибо, привет, как дела, прошу…

Мелочь, а мозги радуются новому занятию.

Я люто скучаю по учебе. Знаю это, осознаю, но понимаю – в ближайшее время не готова к ней возвращаться. Для этого придется возвращаться целиком – восстанавливать старый номер, разгребать треш в соцсетях…

Не хочу.

А вот с мамой рядом сидеть хочу.

Она устала, хоть и пытается показать себя “бодрячком”. Пальцы, которыми она держит мою ладонь, то и дело подрагивают. Ума не приложу, как она справляется. Она же все делает через боль, причем через адскую. У неё там куча проблем со спиной, пролежни, а она…

– Ты принесла… Новое? – мама спрашивает отрывисто и тянется к трубке из бумажных листов в моей руке. – Почитай.

– Это на вечер, – я покачиваю головой и пытаюсь сныкать распечатку куда подальше, но не тут-то было. У мамы нет былой ловкости, но есть напор и желание добиваться цели. Она перехватывает мой “свиток” и требует снова.

– Почитай. До вечера долго.

Речь тоже восстанавливается не быстро вблизи с одним из речевых центров ее мозга был участок застоявшейся крови. Но после операции его прочистили, и мама восстанавливается, это уже хорошо.

– О, это то, что я думаю? – Кира подходит ближе, и вид у неё хитрый— хитрый, как у лисицы, – Котя, нам Алина говорила про твои рассказы. Давай читай. Мы тоже хотим послушать.

– Кто это “мы”? – мрачно интересуюсь я, но красноречиво вычерченный Кирой круг по залу подтверждает мои опасения. Уши греют все, кто тут собрались. Пользуются мной как фактором отвлечения Киры – и бессовестно халтурят. И конечно же, мгновенно начинают с важным видом кивать. Да-да, нам интересно!

Интересно им! Пофилонить им интересно!

И все же, когда на тебя с таким интересом смотрят аж двенадцать пар глаз – поди-ка повыеживайся. Я вздыхаю, разворачиваю листы и начинаю читать…

Все начиналось с безобидного. Однажды вечером я бессовестно эксплуатировала стыренный из приемной служебный ноутбук, а мама возьми и спроси:

– Что ты там печатаешь?

Я смутилась, рассказывать про этот дурацкий способ выхлестнуть эмоции не хотелось, но мама так настойчиво на меня смотрела…

Я раскололась.

А потом прочитала маме два свежих написанных рассказа, про молодого, но очень амбициозного детектива Степу Нахлобучко. Рассказы были больше юмористические, чем детективные, расследовались какие-то мелочи, и назвать из серьезной работой было сложно.

Мама дослушала.

Мама попросила еще.