Руки прочь, профессор

– Вы не примете? – чувствую, как душу парализует лютый ужас. Мысль о том, что я могу не сдать ему экзамен – ужасна.

Стипендия! Я потеряю стипендию!

– Что с тобой делать, Иванова? – Ройх даже не смотрит на меня, вовсю тискает демонически хохочущую Лару. – Ну давай, отвечай билет.

Он кивает влево, и, повернувшись, я вижу там пилон. И сразу начинает ныть запястье. Кажется, я его потянула где-то…

– Ну же, Иванова, не тяни время, не готова – иди с моста прыгай.

С моста я не хочу. С моста мне нельзя. Мне еще двадцать тысяч для маминого лечения где-то достать надо!

Иду к пилону. Чем ближе к нему, тем хуже себя чувствую. Уже не только рука болит, но и нога, и в груди колет.

Касаюсь шеста пальцами, понимаю, что он весь смазан маслом. Не возьмешься!

– Профессор, – оборачиваюсь к Ройху, – тут масло, я не могу…

– Боже, когда у тебя закончатся оправдания, Иванова? – он закатывает глаза и шлепает медсестричку по накачанной заднице. – Лара, покажи ей, как у меня получают “отлично”.

Ту дважды просить не надо. Она вскакивает и отталкивает меня от пилона. Я падаю, ударяюсь спиной. Боль какая-то странная, приглушенная, но мне не до неё. Мой взгляд просто отказывается отрываться от того, как стискиваются на пилоне ноги сексапильной Лары. Как сладко и призывно улыбается она Ройху, медленно обнажая свое совершенное тело. Как он пожирает её глазами.

– Вот. Вот это отличница. Сразу видно, что готовилась, – хрипло тянет он и хлопает в ладоши, – браво, Ларочка, браво. Давай зачетку.

Ларочка умудряется вытянуть зачетку откуда-то из декольте. Где она там её прятала – тайна покрытая мраком.

Ройх что-то пишет в зачетке, а я чувствую, что уже лечу с моста. Оказывается – это так быстро.

Последнее, что вижу, как Ройх отбрасывает зачетку Лары, и она с восторженным визгом прыгает к нему на шею. И он начинает сдирать с неё последние тонкие ниточки, оставшиеся от её и до стриптиза – весьма скудного наряда.

– Катюха…– кажется, это шепчет ветер. Бездна тьмы, в которую я падаю.

– Катюха!

Вскакиваю на постели и испуганно ору, заметив над головой странное белое пятно.

– Ты дура, что ли? – Оксанка, моя соседка по общажной комнате, смотрит на меня как на ненормальную. – Чего орешь, психическая?

– А ты чего посреди ночи будишь? – ругаюсь, пытаясь продышаться.

– Какая ночь, мать? – Оксанка крутит пальцем у виска. – Долбанулась, что ли? Полвосьмого уже.

– Полвосьмого? Как? – если бы на моей заднице росли волосы – сейчас они встали бы дыбом.

– Так. Я в душ ходила, у тебя будильник орал. Пришла – ты спишь. Мечешься. Стонешь. Будильник нахер послала, видимо, – бурчит Оксанка. – Ладно, в следующий раз не буду тебя будить. Хочешь к Ройху опоздать – твое право. Я думала, ты еще пожить хочешь.

– Прости, – хватаюсь за телефон, чтобы убедиться в её правоте, – спасибо, что разбудила. Я в полшестого сегодня легла, – глаза просто слипались. – Совсем нихрена не соображаю. Да еще дрянь какая-то снилась.

– Да я заметила, – Оксанка фыркает, – стонала все “Нет, нет, не надо”.