Руки прочь, профессор

И даже могу обдумать предложение Кострова без дурацких комментариев.

Я вообще-то не всегда люблю уединение. Вообще его не люблю, если честно. Но вот сегодня день полон дурацких, слишком личных бесед, и мое личное пространство как только не поимели. Только что раком не поставили.

Поэтому очень рада, что получилось выкрасть себе небольшой перерыв на то, чтобы зайти в университетскую библиотеку и попросить Марину Анатольевну пропустить меня в фонд. Вообще-то так не положено, чтобы студенты между рядами полок шастали, но у меня с нашей библиотекаршей свои высокие отношения. Ни один библиотекарь в здравом уме и трезвой памяти не откажет чокнутому книжному червю, который за три года почти треть всей факультетской подборки книг и периодических изданий перечитал.

– А как же обед, Катя?

– А я уже с него, – улыбаюсь.

– Полчаса прошло от звонка на большой перерыв, – Марина Анатольевна косится на часы и покачивает головой, – нельзя так быстро кушать. Вредно для желудка.

– Когда я об этом вспоминаю, еда в моей тарелке уже кончается, – философски вздыхаю я, – можно поищу нормальное пособие для материаловедения? Лев Георгич, конечно, хорошо читает, но его задание только по лекциям сделать нереально.

– Да-да, конечно, найдешь нужную полку?

– Я все помню, – киваю и деловито шныряю в нужном мне направлении. Библиотечный запас у нашей кафедры просто потрясающий. Заблудиться можно в рядах забитых книгами полок.

Я и хочу заблудиться. Спрятаться к черту от собственных мыслей, от всей этой озабоченной ереси.

Кострова надо послать. Без вариантов надо. Не могу я себе представить, как с ним хотя бы целуюсь. Он вон меня за плечо потрогал, а я уже хочу поискать в рюкзаке тюбик с гелем-антисептиком.

При том, что в общем и целом Костер нормальный, веселый, ну и пусть понторез хренов, это не тот недостаток, за который стоит его презирать. Пока папа был жив, я тоже была та еще чика. Тоже с понтами. Тогда продинамить парня было классным развлечением. Мы с Анькой даже соревновались, кто сделает это эпичнее.

Сейчас как-то тошно уже этим заниматься. Стало слишком много больших проблем.

В том-то и дело, что их слишком много. Настолько много, что я ничего кроме них не вижу. Говорят, когда у человека депрессия, самое сложное для него – допустить в свою жизнь что-то позитивное. Потому что лежать и страдать – для организма путь самый легкий, преодолеть тьму, раскатывающую тебя тонким блинчиком сложно. Но можно.

Мне все-таки стоит еще раз подумать насчет Костра. И правда ведь симпатичный. И в принципе опытный, поди получится у него доставить удовольствие…

Звук телефона в библиотечной тиши звучит как сирена пожарная. Я подскакиваю, хватаюсь за телефон, от волнения – роняю его, чертыхаюсь шепотом, снова хватаю, вырубаю звук. Фух.

Вроде знаю, что никто меня не расстреляет за это, а все равно – шуметь в библиотеке страшно, это почти условный рефлекс – в библиотеке нужно вести себя тише воды ниже травы.

Смотрю на дисплей телефона – вижу номер лечащего врача мамы. И вот тут кровь из носу надо ответить. Если что-то случилось – я должна знать.

Надеюсь, Марина Анатольевна не очень рассердится за недолгий разговор.

– Да, Борис Анатольевич, – говорю вполголоса, принимая вызов.

– Добрый день, Екатерина, – голос врача немного отстранен, и это мне не нравится. Обычно он таким голосом о каких-то плохих анализах говорит.

– Что-то случилось?

– Мне сообщили, что вы не оплатили счет.

Сглатываю, ощущая в горле плотный комок.

– Я говорила с вашим администратором в понедельник. Она согласилась принять частичную оплату. Я внесла первую часть платежа и расплачусь до конца в следующий понедельник. У меня рабочая смена в воскресенье, я сразу после неё все перечислю. У вас ведь есть возможность отсрочки.

– Да, я слышал объяснения Елены, я присутствовал при обсуждении этого вопроса с нашим главврачом, – Борис Анатольевич покашливает, выдавая внутреннюю неловкость, – вот только, Екатерина, обычно нашим клиентам не позволяют использовать отсроченный платеж больше трех раз подряд. А вы уже семь раз к нему прибегали.

– Но ведь я со всем расплачивалась, – голос совершенно садится.

– Да, я знаю, – устало соглашается Борис Анатольевич, – и честно говоря, если бы имело значение мое мнение – я бы согласился на отсрочку. Несколько дней ничего не решают. Но у главврача другое мнение. Он потребовал поставить вас в известность, что если вы не оплатите счет до завтрашнего дня, мы будем вынуждены расторгнуть контракт на лечение вашей матери. И переведем её в ближайшую госбольницу.

– В госбольнице таких не держат, – тихо шепчу, цепляясь за книжную полку как за якорь, – их выписывают “умирать дома”. А мне её сейчас даже забирать некуда.

С той стороны трубки доносится невеселый вздох.

– Оплатите счет до завтра, Екатерина, – произносит врач максимально отстраненно и вешает трубку. А мне – только и остается, что прижаться лбом к твердому дереву полки.

Костров, занимавший мои мысли до звонка, отправляется на помойку истории. Моя свербящяя девственность перестает меня волновать.

Есть куда более актуальные вопросы.