Руки прочь, профессор

– Где наш клиент? – повторяет Марк оглядываясь. – Он уделал Ванечку, он уделал твоего брата. А где сам? В зал вернулся?

– Но мы ведь не видели, как он входил, – напоминаю я и лихорадочно верчу головой. Вижу в дальнем углу парковки темную тачку Ройха, несусь к ней, наплевав на каблуки, больно отдающиеся в ноги.

Вы мне, Юлий Владимирович, еще пару туфель для выступлений будете должны. Они же, блядь, стоят, как крыло самолета!

Правда, когда я вижу на асфальте тянущуюся к машине тонкую цепочку темных пятнышек, которые вряд ли могут быть хоть чем-то кроме крови – мысли про туфли как-то испаряются из головы.

Господи, я надеюсь, он хотя бы целый там? Живой? Дышит?

Вижу его и будто светлеет мне от облегчения. Потому что он по крайней мере сидит. Вертикально сидит на пассажирском сиденье. И даже шевелится. Делает что-то, что мне не видно.

– У вас в порядке все, профессор? – выдыхаю, подлетая. Явственно вижу, как Ройх вздрагивает от звука моего голоса.

Разворачивается ко мне лицом, и я непроизвольно охаю, рассмотрев на челюсти его крупную ссадину. Нет, я понимала, что вряд ли он вышел из драки целым, но все-таки оказываюсь не готова наблюдать ущерб.

– Иди в приват, холера, – хрипло выдыхает Ройх, глядя на меня своими как черный перец жгучими глазами, – я скоро буду.

Сама не знаю, почему не верю ему. То ли эта странная, неуклюжая поза меня напрягает, то ли лишенный привычной ядовитости тон, в котором сквозит что-то… Болезненное.

И потом – мне до сих пор не понятно, откуда кровь была.

В общем, я не слушаюсь. Огибаю дверцу его машины и заглядываю внутрь. Стискиваю дверцу пальцами так, что даже не знаю, почему под пальцами металл не мнется. Я вижу кровь. На светлой рубашке, на обивке кресла… И красную черту на его боку вижу тоже.

– Господи, вы же ранены!

– Просто царапина, – безразлично жмет плечом Ройх, – у тебя очень своеобразный брат. Любит начинать знакомство с того, чтобы потыкать в нового знакомого заточкой. Я правда не поддержал, почти отвел её.

– Почти? – истерично всхлипываю, глядя на пятна крови.

– Почти, – спокойно кивает он и опускает взгляд. Только сейчас понимаю, что он все это время пытался сам себе эту свою рану перебинтовать. И ему неудобно, потому что его рабочая рука – левая, а пострадал именно левый бок.

– Давайте я, – быстрее, чем он отвечает – подаюсь вперед, перехватываю бинт. Потому что мне и вправду сподручнее же! Только потом понимаю, что стою согнувшись не пойми в какой позе и кручу бинты вокруг тела не кого-нибудь, а Ройха. Ройха!

Хотя…

Мне что, ему надо позволить кровью истечь, пока он сам там ковыряется?

– Перекисью намочи, – губы Ройха вдруг находятся рядом с моим ухом, – мне было неудобно.

Так близко. И не хочу вроде, но понимаю, что медленно, но верно, мое лицо заливает краской. Хорошо, что вечер вокруг. Он не видит.

Не видит. Но замечает, кажется, как подрагивают мои пальцы, когда передает мне пузырек с перекисью.

– За братца переживаешь? – снова горячий шепот проходится по коже. – Сильно расстроишься, что по его душу сейчас менты приедут?

Господи.

Из меня вырывается такой ядовитый смешок, что Ройх удивленно вздергивает бровь.

– Я, видно, очень хорошо себя вела в этом году, – откликаюсь шепотом, не отвлекаясь от своей “первой помощи”, – чтоб его посадили – с десяти лет мечтаю. Хотя тогда объективно из всего криминального он только кулаки распускал да сигареты у отца воровал. Но лучше позже, чем никогда.

– Он тебя бил? – что-то в тоне Ройха неуловимо клацает, будто медвежий капкан. – А родители куда смотрели?

– Ну, – удивляясь своей откровенности, пожимаю плечами, – не верили, в основном. Я оторвой была, да плюс еще спортивные кружки… Сама по себе вечно в синяках, синяком больше, синяком меньше. Как тут докажешь, что это Вовка меня в бок пнул, а не я сама на тренировке упала? Эй-эй, вы куда?

Мне приходится ладонями налечь на плечи вставшего на ноги Ройха, чтобы хоть как-то его задержать. У него такой напор, как у танка…

– Уйди, холера, – хрипло выдыхает он, глядя на меня сверху вниз, – мне кажется, я кой-кому не досыпал кармического воздаяния. Надо додать.

– Из-за меня, что ли? – округляю глаза. – Даже не марайтесь. Я его уже сама в печень пнула. Мне полегчало. А так, в глобальном смысле, будет круто, если он сядет. Да постойте вы хоть минутку, я закончу!

Ройх так и остается стоять, не спуская с моей щеки внимательного взгляда. А я – закругляюсь с бинтованием, расстригаю тупыми ножницами из аптечки бинт напополам. А потом мою ладонь перехватывают пальцы Ройха. Перехватывают и прижимают к голой коже над бинтом.

– Что вы делаете? – шепчу, поднимая взгляд, практически сразу теряясь в этой темной пропасти. А он давит на мою ладонь, вынуждая меня касаться его кожи. Чувствовать, как под ней подрагивают жесткие его мышцы. На ощупь он рельефный, почти сухой. Даже тонкого слоя жирка нет, что обычно придает телу мягкость. Напротив. Все, что под моей ладонью – твердое. И то, что рядом с моим бедром, кажется, уже тоже тверже некуда. Он что, с ума сошел?