Руки прочь, профессор

– Юл… – она шепчет несмело, будто в пропасть шагает. Снова получает свою награду. Восторженно ахает.

– Повтори покрепче. Назубок выучи. Буду спрашивать на экзамене.

Сам издеваюсь – сам вижу, как по губам девчонки змеится ответная улыбка. Оценила шутку. Ну надо же…

– Юл… Юл… Юл…

Она все еще шепчет, но задыхаться моим именем ей приходится по вкусу больше, чем этим её безликим “Боже”.

Хорошо… Как же хорошо…

Холера подо мной – красивая бесконечно, дурманящая как опий – я уже сейчас почти вдребезги пьян. А тело у неё… Господи, какое же охеренное у неё тело. Стройное, упругое, покрытое идеально ровным слоем золотистого загара. Роскошная моя девочка! И ведь льнет ко мне словно течная кошка. Дрожит, кричит, извивается. Если хоть на миг отпускаю её рот – скулит и хнычет, как девочка, которую без леденца оставили. А уж когда я останавливаюсь на секунду, чтобы носом уткнуться во влажную кожу её шеи – писк придавленной моим телом девушки становится воистину скорбным.

– Что холера? Что такое? – строю непонимающее лицо, пока она отчаянно стискивает мою задницу своими сильными ногами тренированной танцовщицы. Любуюсь закушенной губой – как можно не смущать эту неискушенную дурынду? Особенно когда в ней дрожит и подрагивает вошедший только на головку ею вожделенный мой член!

– Скажи, что хочешь меня, – мурлычу, дразня припухшие губы легкими касаниями языка, – проси, чтобы я продолжил. Давай, холера.

Она сверкает зло глазами, но этим меня не проймешь. Этим я только упиваюсь сейчас. Слаще всего ломать неподатливую упрямую жертву. Каждый её шаг к признанию – это моя личная победа. И я конечно не дам ей шанса на спасение. Я сам ее дразню, двигаясь в ней едва-едва, чтобы дразнить, чтобы не заполнять пустоту до конца, чтобы довести до ручки

– Хочу. Хочу еще, – она держится некоторое время, дольше, чем я ожидал, но все-таки сдается, обвивает мою шею, тянется губами к уху, – я еще хочу. Пожалуйста, Юл!

– Пожалуйста! – натягиваю её на себя до предела.

Моя награда – её удовлетворенный вскрик. Полный такой, яркий, глубокий. Выдержанный на крайнем возбуждении. И конечно – она сама, лучше всех наград. Вожделенная моя. Тесная такая. Совсем не порченная, моя сладкая паршивка.

Господи… Хоть бы эта ночь вообще не заканчивалась!

14. С добрым утром

Когда я просыпаюсь утром – у меня ломит каждую мышцу. Будто уголь неделю разгружала утром и вечером.

Я лежу долго, смотрю в едва-едва светлеющий воздух, пытаюсь осознать, что конкретно произошло вчера. Как до этого дошло? Я вроде просто Ройха в больницу отвезла, потом – он потребовал оплаченный им приватный танец, и я все исполнила в лучшем виде, а потом…

С содроганием вспоминаю, как кончила в первый раз. Как лежала, опустошенная, всхлипывала, мир из мелких пазлов перед глазами выкладывала. Пять минут лежала. А потом настойчивые руки Ройха заставили меня перевернуться на живот и на четвереньки встать.

Я шептала что-то отчаянное, что не могу, совсем не могу, но слова резко кончились, когда настойчивый мужской язык провел по ноющим и измученным моим складкам. Все я смогла. И потом еще раз смогла. Потому что Юл хотел еще и еще, вертел меня, мял, снова и снова заполнял собой и никак все не кончал сам.

Только в три часа ночи сжалился. Позволил уснуть.

Юл…

Боже…

Это ведь полное дно…

Он ведь враг для меня… Препод мой. Сволочной, озабоченный… Какой еще нафиг Юл?

Диван у него хоть и очень крутой – но все же спать на нем вдвоем можно, только прижавшись плотно друг к другу. И я сейчас ощущаю спиной, всей задней поверхностью тела – его тело. Горячее такое. Тяжелое…

Стоит мне чуть-чуть приподняться, как на бедро ложится настойчивая рука. Ройх приподнимает голову, смотрит на меня пристально. Будто и не спал совсем.

– Я только попить, – шепчу заплетающимся языком. Даже в потемках его взгляд будто насквозь меня пронзает, – я быстро вернусь.

Ладонь разжимается, и Ройх опускает голову обратно.

– Быстро! – хриплым шепотом напоминает он. И я – внезапно послушная девочка пулей лечу по его темной квартире. Только в ванной и спохватываюсь, что не так уж и принципиально – держать данное Ройху слово.

Долго шарюсь по стенам в поисках выключателя, наконец нахожу, щелкаю, и первое, что видят мои глаза – я сама. В зеркале. Голая. На шее засос. Волосы – темной взлохмаченной гривой, пребывают в жутком хаосе. Ничего не скажешь. Красотка. Глаз не отвести!

Первый порыв – бежать. К чертовой матери бежать. Подальше от него. Туда, где удастся утопиться в горячей воде, попытаться смыть с себя следы вчерашнего безумия.

Безумия…

Кажется – насквозь меня прожигает острый вкус ночных воспоминаний. Потому что такое… Даже не сравнишь ни с чем.

Он целовал меня – и выпивал дыхание, выпивал жизнь, выпивал душу, но вкус его губ того стоил.

Он мял меня как тесто, вил из меня послушную веревку, его слова раскатывали меня тонким слоем и заставляли полыхать огнем на тысячу градусов.

Вчера я все что угодно была согласна сделать для него, лишь бы он ни на секунду не отпускал меня от себя. Лишь бы продолжал называть своей…

Господи…

Я смотрю на себя в упор, качаю головой.