Руки прочь, профессор

В голове – все еще вчерашний вечер, бесконечная беготня, и то, как Иванова, зарабатывающая себе на жизнь стриптизом, пыталась что-то из себя строить и что-то мне доказать. Как будто я не в курсе, какие именно “услуги” предлагают её “коллеги” в приватных номерах. Всегда так было. И маленькая стервочка, которая совершенно точно не первый раз была на сцене, пыталась мне доказать, что она не такая? Ну-ну.

Худо-бедно, на рабочий лад настроил звонок от проректора. Ну точнее, звонок раздался, и мне пришлось как-то избавляться от всего того бреда, что сейчас болтался в моей голове. Получилось почти быстро. Видимо, сказывался стаж, давно я воюю со всем этим дерьмом.

И еще повоюю, конечно.

Хотя насколько было бы проще оставить эту пагубную прихоть за спиной.

– Ты мне проспорил, Юлий Владимирович, – вместо “доброго утра” и “как дела” заявляет проректор.

– Васнецов, я поздно лег, рано встал и совершенно не настроен гадать, в каком из семнадцати наших с тобой заключенных пари мог проспорить.

– Семнадцати? Не тринадцати?

– Память подводит, Егор Васильевич? Старость и склероз? Вы уже готовы уступить дорогу молодым, а вашу прекрасную жену – более дееспособным любовникам?

Только кровожадное покашливание с той стороны трубки доносит до меня привет с земли. Нет, с женой я перебрал, пожалуй. Именно семейные вопросы у Васнецова считаются находящимися за красной чертой тем, над которыми шутить не полагается.

– Ладно, я пошутил, – мрачно сознаюсь, – что такого случилось?

– Собрание ученого совета по вопросу твоего возвращения к должности состоится через две недели. Если стоишь – танцуй. Если сидишь – кукарекай.

– Как тебе удалось? Я предполагал, что предельно выбесил пней в совете.

– Выбесил, конечно. Мог хотя бы что-то сказать в свое оправдание, чтобы противопоставить словам этой нашей “звезды”, – тон Егора характерно мрачнеет.

Увы, но это означало, что “звезду” выперли бы со скандалом. Громким таким. На все приличные московские вузы этого бы скандала хватило.

Тогда я еще не хотел так избавиться от неё, любой ценой, любыми средствами.

– Юл, только я тебя прошу, – напоследок просит Васнецов, – веди себя, пожалуйста, потише. Никаких новых скандалов. Поверь, твоя репутация сейчас ни одного не переживет. Даже маленького. На соплях держишься.

Обойтись без скандалов…

Хорошее пожелание. Главное – вовремя озвученное. В то время, когда я уже прикидываю, как мне воспользоваться полученным компроматом на Иванову.

Слава богу, совесть и жалость она мне сама отбила своим идиотским поведением.

Ладно, с этим можно подождать.

Можно все спланировать пограмотнее. Так, чтобы со мной никто не связал.

Разумеется – я планирую обнародовать “промысел” Ивановой. Выйдет хорошая месть для зарвавшейся стервозной дряни, возомнившей о себе невесть что.

У нас крупный, известный вуз. Студентка-стриптизерша для наших старых зашоренных хрычей в ученом совете – как красная тряпка перед носом дикого быка, выращенного для корриды. Или как жирное нефтяное пятно на безупречной университетской репутации.

Девчонку быстро сольют, а я наконец смогу дышать спокойно.

Эти мысли оказываются практически живительным эликсиром. И смаковать его по капле в предчувствии двух последних пар, и во время них, когда мне приходится поворачиваться лицом к курсу гребаной Ивановой, видеть её саму – бледно-зеленую от недосыпа, смотрящую на меня маленьким затравленным зверьком. Ну, все-таки явилась. Хватило остатков храбрости.

Особенно бесит, когда к её плечу склоняется Капустина, сладкая подружка моей заклятой “звезды”.

И правду говорят: скажи мне, кто твой друг – я скажу, кто ты. Вот и по парочке Иванова-Капустина диагноз выписывается очень просто. Две испытанные маленькие стервы. Причем пробы ставить на обеих уже некуда – а туда же, строят из себя чуть ли не родных сестер Девы Марии.

– Ничего, девочки, – мстительно улыбаюсь в мыслях, – всё вам обеим прилетит. Одну я уже придумал как слить, вторая без первой – махом сольется.

– Иванова, – когда я окликаю девчонку после пары – она вздрагивает будто от удара.

Нет, девочка, все предложения, которые я мог озвучить – сделал вчера. Сегодня ты для меня только раздражающая фифа, которую я не перевариваю. Не перевариваю, но все же делаю вид, что терплю.

– Капустина, вам чего? – спрашиваю холодно у замершей сурком за плечом Ивановой блондиночки. В пустой аудитории остались только они две. Все остальные радостно рванули домой. Четыре пары… Я бы и сам пошел, да только кто ж меня отпустит? Васнецов чуть не шантажирует, требует, чтобы к заседанию ученого совета у меня все дела были в идеальном состоянии.

А тут еще эти две… По кой хрен мне тут вторая?

– С вами, профессор, девушкам вредно оставаться наедине, – тоном настоящей полицейской заявляет дрянь, – вы уже приставали к моей подруге. При свидетелях не будете.

«Когда-нибудь ты попадешься, маленькая стерва», – проговариваю мысленно, глядя в глаза Анны Капустиной, и медоточиво улыбаюсь.

– Да сколько угодно. Торчите, если вам так приспичило. Иванова, не расскажете, что это?