Руки вверх, я ваша тетя!

Еще в приемной сидела большая семья, сгрудившаяся вокруг толстого важного деда, которого время от времени поили минеральной водой и уговаривали еще немножко подождать.

Наконец подошла очередь Калерии Ивановны.

Она открыла дверь кабинета, огляделась и сделала несколько шагов к столу.

За столом полагалось находиться нотариусу, но его там не было.

Тетя Каля удивленно огляделась. Других дверей в кабинете не было, и незаметно выйти нотариус никуда не мог. Правда, имелось окно, и по летнему времени оно было открыто, а нотариальная контора находилась на первом этаже, но Калерия Ивановна не могла поверить, что нотариус, солидный и, судя по всему, немолодой человек, выскочил из собственного кабинета через окно.

Тетя Каля в полной растерянности подошла к столу.

Она еще раз огляделась и вдруг увидела торчащий из-за стола ботинок.

Не очень аккуратный мужской ботинок с развязанными шнурками.

В ботинке была нога.

Тетя Каля почувствовала, как по спине у нее побежали мурашки.

Тетя Каля была не робкого десятка, она простояла целый год на черноморском привозе, и даже неоднократно сталкивалась с грозой привоза, легендарным капитаном милиции Голопузенко, а это говорит о многом.

Но у самого сильного человека бывают слабости.

Слабостью тети Кали были покойники.

Мало сказать, что она их не любила. Она их дико боялась.

И теперь, увидев этот незашнурованный ботинок, тетя Каля поняла тем самым шестым чувством, о котором так часто говорят те, у кого оно отсутствует, что нога, обутая в этот ботинок, принадлежит покойнику.

Она крадучись двинулась вокруг письменного стола, чтобы проверить свое ужасное предположение, и вскоре увидела все остальное — второй ботинок, вышедший из моды двадцать лет назад костюм и облаченного в этот костюм нотариуса Штокенвассера.

Нотариус лежал на полу позади собственного письменного стола и смотрел на тетю Калю пустыми мертвыми глазами.

— Ой, мама! — проговорила Калерия Ивановна.

На всякий случай она проговорила это негромко, хотя ей очень хотелось завизжать во всю глотку.

Нотариус был мертв абсолютно и стопроцентно.

Больше того, он не пал жертвой скромного, хотя и чрезвычайно обширного инфаркта или добропорядочного инсульта. На полу под его головой растекалась лужица темной крови, которая однозначно доказывала, что господин Штокенвассер сделал совершенно недопустимую для приличного нотариуса вещь — он был убит.

— Ой, мама! — снова негромко вскрикнула Калерия Ивановна.

Она сама не заметила, как оказалась возле открытого окна, сама не заметила, как взгромоздилась на подоконник — вещь совершенно невозможная при ее незаурядной комплекции, — сама не заметила, как через этот подоконник перевалилась и как довольно ловко соскочила с него на тротуар, и внезапно обнаружила, что стоит в тихом безлюдном переулке под распахнутым окном нотариальной конторы, а на нее с уважительным изумлением смотрит худущая пестрая кошка.

Калерия Ивановна испуганно огляделась.

Кроме кошки, других свидетелей ее постыдного бегства из нотариальной конторы не было, а кошку вряд ли можно считать полноправным свидетелем и суд скорее всего не примет во внимание ее показания.

Тетя Каля припустила прочь.

Не успела она далеко уйти от злополучной конторы, как навстречу начали попадаться отдельные прохожие. Они удивленно оглядывались на крупную загорелую женщину средних лет, которая улепетывала по улице, испуганно озираясь, как будто за ней по пятам неслись все силы ада или тамбовская преступная группировка в полном составе.

Людей вокруг становилось все больше, и вскоре Калерия Ивановна оказалась на оживленной и многолюдной улице.

Прежде ей не случалось бывать в этом районе, и тетя Каля попросту растерялась. Она совершенно не представляла, куда теперь нужно идти и где расположено кафе, в котором ее дожидается племянница. Кроме того, перенесенный в кабинете нотариуса стресс так сказался на ее умственных способностях, что несчастная женщина напрочь забыла, как называлось то кафе и как оно выглядело, так что она не могла даже обратиться с вопросом к кому-то из прохожих.

И в тот момент, когда она готова была сложить руки и впервые в жизни капитулировать перед обстоятельствами, перед ней возникла племянница собственной персоной.

— Тетя Каля, что это с вами? — изумленно воскликнула Лола, уставившись на свою родственницу. — На вас напали? Вас ограбили?

— Ox! — Калерия Ивановна обняла девушку и крепко прижала ее к мощной, бурно вздымающейся груди. — И куда же ты, Олечка, зараз подевалась?

Я тебя ищу, ищу…

— Никуда я не девалась, — отозвалась полузадушенная Лола, пытаясь обрести свободу, — я вас ждала в том самом кафе, где мы расстались, а потом вышла посмотреть, что с вами, а то что-то вас очень долго не было. Да вот же оно, то кафе! — и она указала на вывеску, неподалеку от которой они стояли. — Так все же, что такое с вами случилось?

Она протянула тете пудреницу с зеркалом.