Рукопашная с купидоном

— Откуда я могу знать, где твоя Соня? — обозлился Возницын, пытаясь подобрать сетку с камнем.

Лайма наступила ногой на веревку и прикрикнула:

— А зачем ты пошел топиться, если не из-за Сони?

— Я не собираюсь перед тобой исповедоваться! — фыркнул он, и его мясистый беспородный нос задрожал от избытка чувств. — Мои глубоко личные неприятности тебя совершенно не касаются! Ты мне никто, ясно?

— Я подруга твоей гражданской супруги, — немедленно возразила Лайма.

— Ха-ха-ха! — раздельно и с изрядной долей горечи прокричал Возницын. — Никому не нужен такой муж, как я. Я инвалид, Лайма. Настоящий инвалид!

— А выглядишь чудовищно резвым, — возразила та.

Вокруг них тем временем стали собираться люди. Откуда-то из соседнего перелеска вышли парень и девушка, супружеская пара выбралась из остановившегося автомобиля, да какой-то усатый дядька, кативший на велосипеде, прибился к бортику и теперь, громко сопя, слушал завязавшуюся перебранку. Как выяснилось через несколько минут, именно он вызвал по сотовому телефону спасателей, которые приехали в самый ответственный момент.

Возницын удрал-таки от Лаймы и, словно возбужденная обезьяна, взобрался на ограждение в обнимку со своей авоськой. Лайма пыталась схватить его за ботинок, но он лягался и громко выл. Спасатели, именно в эту минуту прибывшие на место происшествия, на секунду замерли, чтобы оценить обстановку.

— Сергей, прекрати паясничать! — дрожащим голосом уговаривала Лайма. — У тебя нет ни одного серьезного повода, чтобы кончать с собой.

— Откуда тебе знать? — провыл Возницын. — Я попал в аварию! Я больше не мужчина, у-у-у!

— Ты преувеличиваешь, — горячо возразила Лайма и уцепилась пальцами за резинку его носка.

Возницын художественно дрыгнул ногой:

— Я все равно, что кочан без кочерыжки! У меня никогда не будет детей, Лайма. Жизнь кончилась, у-у-у!

— О, господи! — подскочила та. — Ты беспокоишься о детях?! Возницын, слезай сейчас же! Будет тебе ребенок, обещаю! Уж с чем, с чем, а с ребенком я могу тебе помочь!

Тут к ним подошли спасатели, и один из них положил большую мозолистую руку Лайме на плечо.

— Спасибо, девушка, — проникновенно сказал он, — но не думаю, что сейчас подходящее время делать детей. Займетесь этим потом, когда он успокоится.

— Вы ничего не понимаете! — воскликнула Лайма и тут же ойкнула, потому что узнала этого типа.

— Вы?! — воскликнул спасатель, который тоже ее узнал.

Это был тот самый мощный детина по фамилии Пупырников, с которым они не далее, как сегодня утром, столкнулись в Центре культуры, когда упертый Яков Семенович вознамерился совершить полет с крыши.

— Я, — подтвердила Лайма. — А что?

— Как что? — возмутился тот. — Это, выходит, вы во всем виноваты. Вы их провоцируете, да? Они теряют из-за вас голову, да? То-то вы так взволнованы. Наверное, приятно, когда из-за вас кончают с собой?

— Мне никогда не хотелось, чтобы из-за меня кто-нибудь утопился. Чем говорить глупости, — потребовала она, — лучше сделайте что-нибудь.

Но никто ничего сделать не успел, потому что Возницын неожиданно издал короткий гортанный крик, оттолкнулся от опоры и, трепыхаясь в воздухе, словно жаба, схваченная за лапу, полетел вниз. Авоську с камнем он крепко сжимал в руке. Лайма тихонько взвизгнула и бросилась к парапету, чтобы увидеть своими глазами, как произойдет приводнение. В этот момент она так рассердилась на Возницына, что погрозила ему вслед кулаком и крикнула:

— Вот попробуй только утонуть! Утонешь, я тебя просто удушу!

Впрочем, если Возницын и в самом деле потерял мужскую силу, то неудивительно, что он решил утопиться. Дело в том, что его мать, которую Лайма видела всего один раз в жизни, гордилась своими корнями, переписывалась с архивами на всей территории бывшего Советского Союза в поисках ближних и дальних родственников и была форменным образом помешана на продолжении рода. Возницын волею судьбы оказался ее единственным ребенком, и она ждала от него наследников с таким нетерпением, точно ему выпала честь править каким-нибудь королевством. Вероятно, Возницын решил, что проще утопиться, чем пережить крушение мамашиных надежд. Так и так она сживет его со свету.

— Этому парню повезет, если там глубоко, — донесся до нее чей-то голос. — А если мелко, то все — размажет о дно.

Лайма охнула и крепко зажмурилась, чтобы не видеть самого страшного. В этот миг внизу раздался громкий «плюх», и спасатели забегали по мосту, словно муравьи, узревшие тлю. Оказывается, кто-то из них заранее спустился к воде и теперь плыл, мощно выбрасывая над водой крепкие, словно весла, руки.

Через четверть часа жалкий, облепленный сырой одеждой Возницын был извлечен из реки и препровожден к машине. Его шикарные волосы прилипли к щекам и лезли в нос, мешая дышать. Он шел, волоча за собой пустую авоську, и был удивительно похож на мокрую собаку.

— Возницын! — сказала Лайма, подобравшись к нему поближе. — Насколько я понимаю, ты не виделся с Соней в пятницу.

— Я не виделся с ней уже год, — плаксивым голосом ответил тот и хлюпнул носом. — Зачем я Соне теперь? У-у-у!