Рукопись Бэрсара

– А в город поехала. Табалу срок за аренду платить, мы кой-чего и подсобрали. Нынче в городе-то, сказывают, съестное в цене. Я и то думала, она воротилась.

– А ребята?

– На росчисти. Время-то какое? Возраст им не подошёл, а все пусть от глазу подальше.

– Сколько ж это Карту?

– Да на святого Афата девятнадцатый пошёл!

А я глядел на Баруфа во все глаза. Мягким и домашним было его лицо, и в глазах простой человеческий интерес.

– А что хозяйство?

– Какое хозяйство! Все налоги съели! Одну коровёнку оставили и ту в лесу держу – пусть лучше зверь заест…

Она вдруг вся вскинулась, слушая.

– Никак, Суил? Ну, слава те, господи!

Метнулась к двери, заговорила с кем-то в сенях, и вдруг весёлый мокрый клубок влетел и с воплем повис у Баруфа на шее.

– Дядь Огил! Ой, дядь Огил!

– Суил! Ладно, ладно! Слезай с меня, дай на тебя гляну!

Клубок отцепился и оказался девушкой с блестящими светлыми глазами и румяным лицом.

– А что ты мне принёс?

– А что я мог принести?

– Колечко!

– Помилуй бог, разве в лесу кольца растут?

– А ты глянь в кармане!

– А ну, Зиран, дай-ка мой тапас, может, и правда с ветки упало?

– И не надоест вам всякий раз? Да и тебе, Суил, не те года гостинцы клянчить!

Девушка засмеялась и принялась отстёгивать мокрый плащ.

– Ох и льёт! Меня в деревне оставляли, а я чуяла! «Мать, – говорю, – забоится».

– Расторговалась?

– Ой, еле-еле! Сперва-то все совестилась, а потом слышу, почём продают, ну, думаю, а я чем хуже? А народу на рынке по пальцам перечесть! Спасибо, биэла одна подошла, покрутила носом, да и взяла все по моей цене. Уж пошли ей бог здорового любовника!

– Суил! – прикрикнула мать. – Человека б постыдилась!

Только тут она меня разглядела и улыбнулась простодушно:

– Ой, уж простите, что не приветила! С темноты да на свет…

– Ничего, я не в обиде…

Быстрые её глаза мигом рассмотрели и вопросительно обратились к Баруфу.

– Тилам – мой друг. Вместе росли. В Квайре он недавно.

– Садись, егоза, – ворчливо сказала Зиран. – С утра, чай, не ела?

Легко, как осенний лист, Суил опустилась на лавку и принялась за еду, не умолкая ни на миг.

– А у горбатого Равла корову сглазили, третий день не доится. Бабы на старую Гинар сказали, он и пошёл, в ноги сунулся.

– А она?

– А она за палку! «Сроду, – говорит, – своим не вредила! Не уйдёшь, – говорит, – на самого порчу наведу!»

– Что правда, то правда. На Малских выселках она раз всех кур сглазила, полгода не неслись, а нам от неё одно добро.

– А у старой Иморы сына убили, который день голосит. Сноха-то её тяжёлая, говорят, на святого Ларета рожать.

– Ой, горе-то!

– А у кума Либара сына забрали. Они уж и проводы справили. Нас звать хотели, да Гинар не велела. «Худой, – говорит, – знак, чтоб вдова провожала. Уж он винился, винился. Гостинец прислал.

– Тьфу ты, господи! Нашёл вину! Живой бы воротился, а мне…

– Многих забрали? – спросил Баруф.

– Почитай, с каждого двора. Уже троих убили.

– А ты замуж не надумала?

Суил засмеялась, а Зиран сказала со вздохом:

– Двоим отказали. Она не хочет, а я не велю. Время-то, вишь, какое? Лучше уж девкой остаться, чем вдовой.

Очень горько это прозвучало, и Суила спросила торопливо:

– Дядь Огил, а ты у нас поживёшь?

– Я-то поживу, а тебе надо опять в город.

– Когда?

– Завтра.

– Одной, что ли?

– С Тиламом.

Я повернулся к Баруфу, встретил насмешливый взгляд и молча отвёл глаза. Суил заметила, как мы переглянулись – этот чертёнок все замечает! – и деловито зевнула.

– Ой, и притомилась я что-то. Вещий сон тебе, дядь Огил. И вам, добрый человек.

Зиран проводила её взглядом и мигом убрала все со стола.

– Небось, и вы умаялись, путь-то неблизкий. Я тебе, Огил, наверху постелю. Льёт-то льёт, а неровен час, кто завалится.

Ушла – и Баруф с насмешкой глядит на меня. Напрасно он ждёт, что я заведусь. Это будет смешно, а я не люблю быть смешным. Я просто спросил – надеюсь, спокойно:

– А если я не пойду?

– Суил отправится одна. А на дорогах опасно.

– Вам, конечно, больше некого послать?

– Представьте себе, – сказал он уже без улыбки. – Взяли одного из связных… Он многих знает… Если сломали…

– А Суил?

– О ней он не знал.

Мы ночевали на чердаке в блаженном тепле меховых одеял, и утром Баруф едва растолкал меня. Молча разбудил, молча оделись и молча спустились вниз.

Суил уже ждала за столом. Я подумал, что на неё приятно смотреть.

У каждой эпохи свой эталон красоты. Я считал красивыми бледных, угловатых женщин Олгона, и Суил не казалась мне ни хорошенькой, ни миловидной. Не подходило это к её крепкому телу и румяному, дышащему здоровьем лицу. Милая, славная я…

– Садитесь, садитесь, – заторопила Зиран. – Путь неблизкий, дорога – хуже некуда.

Баруф кивнул и сказал осторожно:

– Ты бы побрился, Тилам.

– Пожалуй, – согласился я, усмехнувшись. Ох, не скоро мы перейдём на «ты»! И ещё я подумал, что мне не хочется покидать этот дом. Жалкий домишко, убогий, но как в нём тепло…