- Олгон, - сказал он серьезно. - Олгон, который сделал меня таким, какой я есть. Мои товарищи, которых он убил и убьет. Все человечество, для которого нет спасения в нашем будущем. Послушайте, вы же смелый человек чего вы испугались? Красивых слов? Не будет. Работа будет - грязная и кровавая. И смерть - довольно скоро. А история о нас не вспомнит - и правильно! Или, может, самолюбие - в упряжку не хочется? Плюньте. Сами о своем самолюбии забудете. Обо всем забудьте, кроме дела. Ну?
- Есть и третье. Вы понимаете, что вам меня не скрутить? Это предупреждение, а не похвальба. Делу я могу служить - вам не стану. Смотрите сами, это может нам дорого стоить.
- Ничего, - сказал он с улыбкой. - Служите делу, а остальное... черт с вами, выдержу!
И я с тревогой и облегчением протянул руку навстречу его руке.
2. КВАЙРСКАЯ ЗИМА
Я захлопнул книгу и потер глаза. Обещал себе не читать при лучине, но после свидания с Угаларом меня опять потянуло к Дэнсу. Который раз попадаюсь в эту ловушку: стоит абстрактному имени стать лицом - и подлость, что именуют историей, становится невыносимой. Оч-чень тошно говорить о будущем с человеком и знать, когда он умрет, и - главное - как. И остается одно перетащит Угалара к нам. Конечно, есть люди умнее, но именно он - единственный из всех квайрских полководцев - пять лет в одиночку сражался против кеватцев и был так ужасно казнен в Кайале. Будет казнен через одиннадцать лет.
Эргис вскинул голову, прислушиваясь к чему-то. Он сидел на нарах напротив меня и чинил меховой сатар.
- Что? - спросил я лениво.
- Кричат, что ли?
Я тоже прислушался, но услышал лишь вопли вьюги.
- Погляжу, - со вздохом сказал Эргис, накинул на плечи сатар и вышел.
Выла и колотилась о стены метель, метались тени, щелкали в печке секунды... А потом коротко рявкнула дверь, вкатилось белое облако пара, а за ним высокая белая тень.
- Огил?
Он не ответил; откинул капюшон и весь потянулся к огню.
- Ты что, один?
- Ага, - он зябко передернул плечами. - Дибар говорил... а я понадеялся... что с утра ясно. Хорошо, конь дорогу знает.
Вернулся Эргис и тоже стал у печки. Иней на его бровях свернулся в капли, и в каждой горел оранжевый отблеск огня.
- Тебе из Каса привет, - сказал ему Баруф. - Аслар вернулся. Говорит, все твои здоровы.
- Спасибо! Бедуют, небось?
- Как все. Аслар им подкинул деньжонок, только у самого негусто было.
- А зиме только середина.
- Середина, - а в деревнях уже голодают, мрачно сказал Баруф. Хлеба нет и охотников война подобрала.
Кстати, наших опять разбили под Гардром. Спасибо, морозы выручили, Тубар не стал добивать.
- Морозы! - бросил Эргис с усмешкой. - Это у Тубара, небось, хитрость! Я-то знаю, три года с ним ходил! Ну, давай к столу!
Баруф нехотя сел к столу, взял ложку в кулак, чтобы не дрожала. Съел пару ложек - и отложил.
- Что не ешь?
- Неохота. - Посидел, устало сутулясь, и сказал, словно между прочим: - Тубар согласен встретиться с моим человеком.
Я подавился. Откашлялся и кинулся на него:
- Тебе что, приспичило от меня избавиться? Вчера Угалар... такого страху натерпелся, что вспомнить стыдно... а толку?
- Как посмотреть. Если он тебя не вздернул на первом же суку...
- За этим ты меня и посылал?
- Не совсем, - ответил Баруф спокойно.
- Вот и ступай к Тубару сам!
- Брось, Учитель, - вступился Эргис. - Ты черта переговоришь, а деда и подавно!
- Вот я с чертом и потолкую!
- Ладно, - сказал Баруф, сдвинул котелок в сторону и выложив на стол самодельную карту.
- Тут обстановка на вчерашний день. Запоминай.
К утру вьюга перебесилась. В хрустком безмолвии встал ледяной рассвет, сгущая в иней дыхание, обжигая глаза. Почти по брюхо в снегу брели наши кони, тащились, пропахивая извилистые канавы, и шерсть моего вороного Блира поседела от замерзшего снега.
Баруф молчал, угрюмо сутулясь в седле. Я знал, что он не хочет меня посылать, и если посылает, то просто нельзя иначе. Я знал, что он за меня боится, а я свое отбоялся ночью.
Кони выбрались за старую лесную дорогу и пошли немного живей. Баруф остановился. Мы уходили, а он стоял и глядел нам вслед, и это было довольно забавно. Картина, достойная кисти Аргата: так провожают героев.
Слишком прозрачно и звонко было морозное утро, слишком бел и наряден придавленный снегом лес, чтобы хотелось думать о смерти. Смерть - это когда над тобою дождь и ненастье, когда на душе камнем лежит тоска, а сейчас все светло и просторно, как этот белый лес, как этот белый прозрачный день. Может быть в этом есть немного игры - но очень немного. Просто пора сменить раздумье на дело, просто хочется жить, просто поскрипывает заледеневшая кожа седла и позвякивает сосульки в конском хвосте, а Эргис молчит, и можно подумать о том, о чем не надо бы, но очень хочется думать.