Рукопись Бэрсара

- Начнем со старенького, - отвечал я привычно, и начиналась работа. Это были мои часы: полновластный хозяин становился учеником, и я учил его трудной науке обобщения данных.

Трудно ему приходилось: ум, привыкший к конкретному и простому, очень трудно схватывал суть. А еще заскорузлая корка суеверий и предрассудков: это было достаточно больно - для него, а порой и достаточно опасно - для меня.

Но мы оба уже научились вовремя остановиться, обойти опасное место и нащупать окольный путь.

- Смотри, - говорил я ему. - Вот сегодняшняя сводка. Локих заказал трехдневную службу с молитвами о победе Квайрского оружия. Тисулар задержал выход обозов с продовольствием для армии. Кеватский посланник взял ссуду в банкирском доме Билора. Акхон вызвал всех поделтов на тайное совещание. Поговаривают, что поделт Биссала Нилур будет смещен и заменен поделтом Тиэлсом из ближайшего окружения акхона. Люди Симага арестовали Калса Энасара, старейшину цеха красильщиков, обыска не было, засады в доме не оставили. Ну, какая тут связь?

- А черт его знает!

- Давай разбираться. С чего начнем?

Он хмуро пожимал плечами.

- Тогда со службы. Позавчера прибыл гонец от кора Эслана. К нам он, конечно, не завернул, но мы и сами сообразим. Я вот думаю, что речь идет о крупном наступлении, иначе зачем бы тревожит бога?

- Пожалуй.

- И Тисулар это подтверждает: задержка обозов сорвет или отсрочит наступление. Впрочем, это одно и то же. У Тубара отличные лазутчики, а у наших офицеров длинные языки. Можешь не сомневаться: Тубар успеет принять меры.

- А Тисулару это на что?

- Он боится армии и боится Эслана потому, что у Эслана ровно столько же прав на престол. Пока что Эслан в армии не популярен - он вельможа, а не солдат, но в армии не любят Тисулара, и армия устала от поражений. Несколько удачных операций - и положение Эслана сразу упрочится. А уж тогда...

- Может, так и надо?

- К сожалению нет, Асаг. Кор Эслан на это не пойдет.

- Чего?

- Это значит: война с Кеватом, ведь Тисулар их ставленник. Эслан побоится. Ладно, теперь акхон. Ну, его положению не позавидуешь. Он, иноземец, чужак в Квайре, окружил себя такими же чужаками. Почти все поделты в стране - кеватцы, это значит, что между ним и низшим духовенством - квайрцами - глухая стена.

- Да, простые попы его не более, чем черта почитают!

- Чем дольше война, тем бедней народ, а чем бедней народ, тем меньше доходы Церкви, и страдает тут не высшее, а низшее духовенство. Дело дошло до того, что во многих селах открыто молятся одиннадцати мученикам, и теакху это известно, потому что кеватские лизоблюды акхона доносят на него наперегонки. А вдобавок - он и с Тисуларом не поладил, есть у него привычка лезть не в свои дела.

- Ну и что?

- Да ведь надо же было вернуть благоволение теакха, вот он и затеял процесс против родни одиннадцати.

- А тут мы. Ну, а дальше?

- А дальше у нас с тобой тайный совет. Тут зацепка пока одна - слухи о смещении Нилура.

- Слухи?

- Да как сказать? Давно к этому шло. Акхон уже пытался свалить Нилура - но проиграл. У Нилура есть могущественный покровитель - поделит Илоэс, казначей святейшего двора, его дядя по матери.

- А чему ему Нилур не угодил?

- Нилур - единственный квайрец среди высшего духовенства, и среди его приближенных нет ни одного кеватца. Он сумел добиться у теакха подтверждения права убежища для биссалского храма святого Уларта после того, как акхон отменил это право для всех квайрских храмов. А самое страшное: в малых храмах Биссала открыто служат поминальные службы каждую годовщину казни мучеников.

- За это он, небось, и ухватился...

- А больше не за что. Понимаешь, если бы акхон сумел вернут расположение теакха, он не стал бы так рисковать. Возможности назначения весьма велики. Нет, Асаг, не сходится. Что-то тут... понимаешь, не нужен акхону тайный совет, чтобы сместить одного из поделтов. Есть только три вопроса, которые акхон не смеет решить сам, и среди них - определение Ереси Торжествующей и обращение к служителям Господнего меча.

Судорога страха смяла лицо Асага; белым, как снег, стало его лицо, и губы почти совсем исчезли в его белизне.

- Ты... т-ты уверен?

- Почти. Смотри, Асаг, не упустите гонца.

- Да уж... не упустим.

- Будем дальше?

- Нет уж... хватит с меня. Спешное что есть?

- Сразу сказал бы.

- Коль так, давай почивать.

- Ложись, я еще поработаю.

- Хватит с тебя, - сказал он и дунул на лучину. - И так дошел - в гроб краше кладут!

- А ты сам здесь посиди!

- И то правда. Вроде как из тюрьмы да в тюрьму.

Я тоже забрался в сырую постель под воняющую псиной шкуру, поворочался, пытаясь согреться, и уныло сказал:

- Отпусти меня на денек к матери. Куда я денусь?

Он долго молчал, я думал, что он уже спит, но он вдруг спросил:

- А ты что, и впрямь ее за мать считаешь?

- Асаг, _т_ы_ свою мать знал?

- Само собой.

- А я нет.

Он снова надолго замолчал, а потом сказал неохотно:

- Ладно уж. Сходи завтра по потемкам. Но гляди - на день!

Мне открыла старуха. Не спросясь, отворила запоры и со стоном припала ко мне.