Рукопись Бога

Кто-то воспользовался шумихой вокруг обнаружения свитков, чтобы заманить меня сюда. Вернее, чтобы передать мне рукописи, которые сейчас находятся у меня. Свиток, безусловно, подлинный, но его содержание никак не соответствует эпохе, в которую он был создан. История о Рукописи Бога и о ритуале смены хранилищ в последние шесть дней года кажется мне неуловимо знакомой, более того, неразрывно связанной с моей собственной судьбой.

Рискну предположить, что некая сила, судя по всему мистического характера, заставила меня отправиться на край земли, чтобы уберечь от опасности, подстерегавшей дома.

Сан священника, вера и преданность Христу, еще совсем недавно определявшие мою жизнь, теперь не значат ровным счетом ничего, они как пышный наряд, оставшийся со вчерашнего празднества на том, кто пробудился с головной болью среди остатков пиршества.

Настал час обратиться к книге с железными углами и перевернутой пентаграммой на обитой медью крышке, прочесть все ее пять раз по пять пергаментных страниц, но мне страшно подумать, какие открытия ждут меня под позеленевшей от времени обложкой.

Конец года

Я раскрыл Рукопись Бога.

Время, проведенное мною за чтением, не поддается подсчету.

Я не знаю, как это объяснить, но в древней книге есть упоминание о моем детстве, есть и обращение ко мне нынешнему.

Мне наконец удалось поспать несколько часов.

Когда я проснулся, перевернутая пентаграмма отпечаталась на моей руке.

Теперь я хранитель. Единственный.

Оставленный во всеобъемлющем одиночестве, чтобы трактовать Слово.

На произвол Судьбы и Свободы.

II Севилья, начало Нового Века, день 361

Что же до тайного смысла кровопролития, то следует знать, что эманации жидких органических субстанций способствуют временной материализации астральных сущностей, иными словами, кровь порождает призраков.

Е. П. Блаватская. Разоблаченная Изида

1

Рано утром комиссар Арресьядо припарковал машину в третьем ряду у дома номер двести пять на проспекте Аргентинской Республики.

Затяжной, дьявольский, выматывающий душу дождь и не думал прекращаться.

Мертвых священников становилось все больше.

На рождественские каникулы особенно рассчитывать не приходилось.

Выйдя из машины, комиссар прошел мимо полицейских фургонов и немногих зевак, рассеянно отвечая на приветствия затянутых в форму патрульных.

У подъезда его ждал молодой человек со значком известной газеты на лацкане пиджака, старательно прикрывавший от дождя дорогую камеру.

– Прошу прощения, вы комиссар Арресьядо?

– Да.

– Мне велели спросить у вас разрешение… Нельзя ли сделать несколько снимков на месте преступления? Это займет не больше минуты.

– А может, лучше я сниму твою мамашу голой?

– …

– Ладно, дай знать, если надумаешь.

Комиссар зашел в подъезд. Немолодой полицейский, дежуривший у лифта, молча проводил его на четвертый этаж. Он давно знал комиссара. Знал, каким тот бывает грубым, агрессивным, неуживчивым, как ухлестывает за каждой юбкой, как отвратительно обращается с подчиненными, но всегда прикрывает их, если надо. Одни считали его леваком, навечно оставшимся в семидесятых, другие – фашистом старой выделки. Кто знает. В любом случае это был не тот человек, с которым стоит затевать разговоры в лифте.

Инспектор Романа Бенарке ждала у входа в квартиру.

Вместо приветствия комиссар уставился на ее грудь под бордовым пальто, туго обтянутую черной водолазкой.

Вдвоем они вошли внутрь.

– Привет, Педро. Его светлости до сих пор нет?

– Как это нет? И когда эти бездельники заберут труп? В восемь вечера, когда следователь соизволит закончить отчет, чтобы пришлось до утра ждать результатов вскрытия?

– …

– Гонсалес! – заорал молодой инспектор, который все время смотрел в окно, чтобы не глядеть на труп.

– Сеньор?

– Звони прямо сейчас этому педику судье, пусть тащит сюда свою задницу. Скажи, у него двадцать минут, потом я забираю труп под свою ответственность. Все понял?

– Да, сеньор.

– Пошевеливайся.

Комиссар энергично шагал по квартире, и Бенарке едва поспевала за ним, панически боясь наступить на труп.

Увидев распятого на полу голого старика, Арресьядо резко остановился и замолчал.

Над трупом возился следователь в сером спортивном костюме под дождевиком, словно он на минутку заглянул на место преступления во время утренней пробежки. Он заговорил первым, не дожидаясь, пока комиссар к нему обратится.