Рукопись Чейма

Лэш все копался в кармане и пялился на меня. Казалось, его ледяные глаза способны заморозить несколько квадратных ярдов раскаленной пустыни. Глаза выглядели так же, как при нашей встрече в коридоре клиники "Уэстон-Мейси". Глаза – да, но не рот...

На верхнюю губу наверняка пришлось накладывать швы, и теперь на ней, будто обесцвеченные усы, белела повязка. Рот Лэша был приоткрыт, и мне был виден промежуток в передних зубах.

Несмотря на направленный на него ствол моего кольта, он никак не мог вытащить свой пистолет. Видно, ему мешала душившая его ненависть.

Я услышал где-то слева топот ног. Ладди? Вик? Или кто-то еще? По тяжести шагов я понял, что это Кларенс Ладлоу.

События, разумеется, заняли более короткое время, чем мой пересказ их. Я пришел сюда потому, что был уверен, Виктор Пайн принесет рукопись и документы Лэшу, поскольку в них упомянуто его имя. Поэтому, что бы ни случилось и как бы ни пострадал Лэш от моей руки, документы послужат доказательством вины Лэша в многочисленных преступлениях, и меня, следовательно, не смогут осудить только за то, что я борюсь с преступностью, – ведь в наши дни это занятие весьма актуально.

Но на мгновенье я все же почувствовал холодок в груди и заколебался. Господи, а вдруг я ошибся и у Лэша нет документов? А я пристрелю этого гада? Тогда уж наверняка я попаду в переделку.

Естественно, размышления отняли у меня время, хотя напряженность момента обострила мои мыслительные способности до предела.

Лэш тем временем успел вытащить пистолет и выстрелить в меня.

Топот ног стал еще быстрее и громче.

Но думая о карах, которые могут свалиться на мою голову, я подумал и о карах, которые ждут весь этот алфавит – А, Б, В, Г, Д, Е, Ж, 3, И, – и понял, что поступаю правильно.

Все эти мысли пронеслись у меня в голове еще до того, как Лэш, несколько замешкавшись, сумел вытащить свой пистолет и выстрелить в меня. Но... он промахнулся. Я, правда, не сразу это понял.

Зато хорошо понимал, что какие бы блестящие мысли ни приходили мне в голову, но если я буду стоять как истукан, второй раз Лэш не промахнется.

Но и я не имел права промахнуться. Ни единого раза. И я не промахнулся. Всадил в него три пули: одну в голову, и две – на всякий случай – в грудь. Лэш скончался сразу, как только первая пуля проникла ему в мозг.

В такие моменты все внимание приходится концентрировать только на одном объекте. Так что, хотя я и слышал топот ног совсем уже рядом, я не отрывал взгляд от Эдди.

Едва грянул мой третий выстрел, как что-то огромное и тяжелое сильно меня толкнуло, будто на меня навалился мастодонт или обрушилось здание, и я буквально полетел через комнату.

Не знаю, как долго я летел. По пути я ударился о какой-то стол и остановился только, влетев со всего размаха головой в стену. И этот удар оглушил меня сильнее, чем удар, нанесенный Ладди, вбежавшим в комнату во время нашей с Эдди перестрелки.

Но я чувствовал, если быстро не изменю позу, в какой оказался после падения – на правом боку, с прижатой к полу и открытыми грудью и головой, – то буду представлять отличную мишень для Ладди, который не преминет со мной покончить.

Толкнув меня, он бросился вслед, готовясь нанести правой ногой удар мне в лицо. Фактически он уже занес ногу.

Я бросился ничком на пол, прижав лицо и ладони к ковру. Огромная ножища Ладди пронеслась в воздухе, лишь слегка коснувшись моих коротко остриженных волос, и врезалась в стену.

Я напряг мышцы ног, вскочил и выпрямился. Поймав его ногу, я дернул ее вверх, так что он зашатался и вынужден был повернуться ко мне спиной. Однако он устоял и не упал.

А когда он развернулся, я уже был в боевой готовности, насколько это было возможно в тот момент. Ведь я сильно ударился головой о стену и был еще как в тумане, утратив быстроту реакции. К тому же и пистолета со мной теперь не было.

Но и у Ладди его не было. Может быть, в таком надежном убежище, как пентхаус, он его не держал при себе, а услышав выстрелы, сразу бросился в эту комнату и сшиб меня с ног. Но судя по его виду, пистолет ему сейчас был и не нужен.

В этом громиле, более шести футов ростом и весом в двести восемьдесят фунтов, так любившем изображать клоуна, не осталось ничего клоунского. Лицо, казавшееся ранее комическим, внушало далеко не веселые чувства. Стиснув мощные челюсти, сжав губы и прищурив глаза, он шагнул ко мне, отвлекающе поигрывая левой рукой, и вдруг с силой выкинул правую, целясь мне в голову.

Если бы этот кулак размером со средней величины окорок обрушился на мою голову, пользы от нее мне уже не было бы никакой. Но я поднырнул под его руку и нанес Ладди сокрушительный удар в живот.

Он крякнул. Отступил на шаг. И снова выбросил правую руку. Удар просвистел мимо левой скулы и чуть не оторвал мне ухо.

"Жирок ему помешал", – подумал я. Когда его мощный свинг заставил его потерять равновесие и Ладди оказался ко мне вполоборота, я размахнулся и нанес ему удар в шею под нижней челюстью.