Рукопись Чейма

Я весь похолодел. Остановив машину у края тротуара перед домом Зины, я почувствовал, что на лбу и верхней губе у меня выступил холодный пот. Дом был погружен во мрак.

Я побежал по узкой дорожке к двери. Она была заперта, и я ее просто вышиб, ударив ногой с такой силой, какой и не подозревал в себе. Дверь распахнулась и с грохотом ударилась о стену.

Я влетел в дом и бросился к спальне. В голове были только две мысли. Или Вик еще не приходил, – а может, и не собирался приходить, – или я опоздал. И тогда нет смысла бежать.

Тем не менее я несся, не разбирая дороги. Налетал на стулья, опрокидывал что-то в темноте, ронял, поднимая грохот. И... врезался в стену. Пошатнувшись, я побежал дальше и наконец увидел открытую дверь, которая, как мне казалось, должна была вести в спальню. Зажав в правой руке кольт, левой я шарил по стене, нащупывая выключатель и сожалея, что не воспользовался роскошной мраморной ванной Лэша, прежде чем устраивать гонки, а потом носиться тут в темноте, налетая на мебель и сшибая все по пути. Я был готов ко всему и старался сдерживать эмоции и... все остальное. Мне удалось немного успокоиться и взять себя в руки. Тут внезапно вспыхнул свет, и я обнаружил, что судорожно шарю по совершенно голой стене.

Я завертелся на месте, размахивая пистолетом то в одну, то в другую сторону, но никакой опасности не обнаружил. Разве только сама Зина Табур представляла опасность. Что в некотором смысле и было. Она сидела в постели. На шее у нее болталась черная маска, которой она закрывала глаза. В ушах торчали затычки. Больше на ней практически ничего не было. Я упоминаю об этом исключительно ради точности описания, ибо в тот момент у меня не было ни времени, ни желания думать о подобных вещах. К счастью для Зины, уши у нее были заткнуты, и только поэтому она не оглохла от собственного пронзительного вопля. Он длился недолго. Три, может, четыре секунды. Но мне показалось, что такого продолжительного, чудовищного, оглушительного визга я не слышал никогда.

Даже когда она умолкла, я, все еще опасаясь, что у меня лопнули барабанные перепонки, засунул большие пальцы обеих рук в свои истерзанные уши и осторожно их потер. При этом дуло кольта в правой руке царапало мне голову. Это тоже было больно, потому что именно правой стороной я врезался в стену, когда Ладди не то толкнул, не то швырнул меня.

Прекратив визжать, Зина вытащила из ушей затычки. Губы у нее шевелились.

Я вынул пальцы из ушей:

– Что? Не слышу.

– Я говорю, что ты делаешь? Хочешь прозтрелить зебе башку?

Мне показалось, что она не в себе. Но потом до меня дошло, о чем она говорит.

– А, ты говоришь об этом? – сказал я, снова покрутив пальцами в ушах и царапая голову дулом кольта. – Нет, что ты! Я просто... глажу свои уши.

– Да? – Она вдруг заговорила таким тоном, каким говорят с маленькими детьми или психами. – Тебе нравится гладить звои уши? Тебе... дозтавляет это удовользтвие?

– Не говори глупостей. Ты ведь вопила так, будто тебя режут... Сама-то ты не слышала, а у меня заболели уши. Вот я и хотел убедиться, целы ли они.

Она, кажется, успокоилась:

– Злава богу. А я уж решила, ты пришел изпугать меня до змерти, а потом пузтить зебе пулю в лоб. И взе бы подумали, что двое влюбленных покончили з зобой.

– Пустить себе пулю в лоб... Хо-хо! Такая дурацкая мысль никогда не приходила мне в голову. Если хочешь знать правду, я приехал, чтобы убить Вика. Спасти тебе жизнь, Зина. Чтоб тебя не застрелили, не задушили.

– Ну что ж, зпазибо. Только как-то глупо получилозь.

– Может быть. Но ты ведь не знаешь, что произошло. Этот Виктор... Надеюсь, ты не видела вечером Вика Пайна? Я представил себе...

Поняв, что ответа не получу, я умолк.

– Что ты так корчишьзя, Зелл?

– Корчусь? И не думаю.

– Взе время корчишьзя, как пришел.

– Ну... как тебе сказать? По правде говоря, мне давно уже...

– Тебе нужно в туалет?

– О, дорогая! Как ты догадалась?

– Догадалазь, глядя, как ты корчишьзя. Зина вдруг расхохоталась и упала на подушку.

– Ну так иди. Ты же знаешь, где у меня что.

– Конечно, знаю.

Пять минут спустя я как бы заново родился.

Голова прояснилась, я успокоился и расслабился. Меня переполняло приятное чувство удовлетворения и абсолютной уверенности, что я разделался с этим делом, покончил с ним. Осталось выяснить только, где Вик, и уладить кое-какие мелочи. Но я не сомневался, что с этим справлюсь запросто.

Я объяснил Зине, чего и почему я боялся. И предупредил ее, что, хотя мне и не пришлось ее спасать – я представлял себе, как врываюсь в дом и стреляю в Виктора Пайна в последнюю секунду перед тем, как он собирался ее убить, – Вик может еще здесь появиться.

– Я звонил тебе четыре или пять раз, когда понял, что Пайн может с тобой расправиться, но ты не отвечала.

Зина подняла затычку для ушей и пояснила:

– Я зплю долго. Иногда, когда не хочу, чтобы меня безпокоили, знимаю китайзкую голову з телефона, затыкаю уши и закрываю глаза вот этим, – она показала на маску, – чтобы золнце не зветило мне в глаза, когда взтанет. Поэтому и не злышу телефон. Не хочу его злышать.