Рукопись Чейма

– А то, что Маккиффер и Пайн, не считая самого Лэша, оставались единственными участниками и свидетелями того убийства четырехлетней давности. Хенни смылся. Кейси погиб. После убийства Маккиффера – а Эдди охотился за ним с воскресенья – из той четверки остался только один Вик, который мог в один прекрасный день расколоться. Так что Лэш в любом случае прикончил бы Вика. А история с алиби и девчонками только ускорила события.

– Возможно. Но достоверно мы знаем лишь одно: сам факт его смерти. Ты утверждаешь, что его убил Ладди, основываясь на том, что у того оказались лишние часы и кольцо?

– Не только на этом, хотя это главное. Мы знаем, полиция остановила Вика на Тангелвуд-Лейн в 23.22. Если оттуда он сразу поехал к Лэшу, то добрался к нему максимум за двадцать минут. Скажем, в 23.45. Ладди был занят – он преследовал с Рыкуном Маккиффера и готовил мое убийство. А потом еще давал здесь показания. Освободился он в два часа утра. Дадим ему полчаса на то, чтобы добраться до апартаментов Эдди.

– Я готов дать ему сколько угодно, если ты объяснишь, к чему ты клонишь.

– Вот к чему, Сэм. Около половины четвертого, то есть полтора часа спустя после того, как Ладди освободился, я проник через окно ванной Лэша к нему в спальню. И тут же услышал, как хлопнула дверь и послышался топот ног. Это и был Ладди. Он только что пришел, Сэм. Не из полиции, а откуда-то еще. Вика дома не оказалось. Почему? Да потому, что с ним только что произошел тот "несчастный случай". А Ладди вернулся с часами и кольцом Вика в кармане. – Я помолчал. – К счастью, Сэм, я не оставил Ладди времени вынуть их из кармана.

– Почему каждый раз, как ты совершаешь глупость, ты говоришь, "к счастью"?

– А разве это не к счастью, если у Ладди остались часы и кольцо, а у только что погибшего Вика их не оказалось? Ведь они принадлежали Вику Пайну, и забрать их Ладди мог, только подстроив по приказу своего босса этот роковой несчастный случай. А я просто оказался в нужное время в нужном месте. И считаю, что это к счастью. А ты?

У Сэма было свирепое лицо.

– Нет, черт возьми, ты оказался не в нужном месте! Прежде всего, незачем тебе было вообще туда соваться.

Святой боже! Разбил окно, вломился в квартиру, да еще балансировал на этой балке...

– Не балансировал, можешь не сомневаться...

– Нападение, убийство, избиение. И если честно, то даже кража. Ведь ты же фактически выкрал этот кейс с рукописью.

– Сэм, ради бога! Я же просто вернул украденную собственность. Я – сознательный гражданин, честно исполняющий...

– Хватит трепаться. Пойдем лучше послушаем, что скажет Ладлоу.

– То есть я тоже могу пойти?

– А почему бы тебе не пойти? Так я хотя бы смогу приглядеть за тобой, – пошутил он и нехотя добавил: – Можешь даже еще раз попытаться его расколоть. Как ни странно, с тобой он скорее что-нибудь выболтает.

Кажется, и на самом деле Ладди в этот раз – наверное, впервые в жизни – готов был сказать правду, то есть признаться. Или на мягком жаргоне уголовников – расколоться.

Временами такое случается. И чаще, чем об этом становится известно. Преступник просто созревает для признания. И не пытайтесь объяснить этот феномен обращением к религии, фрейдовскими комплексами или какими-то психическими отклонениями, хотя, может, отчасти это и так.

Я об этом знал.

Мы вошли в комнату для допросов. Ладди уже проинформировали о его правах, не говоря уже о многократных напоминаниях, что он может не раскрывать рта. Ладди хотел что-то сказать, но один из его адвокатов прервал его, заметив, что он не обязан говорить.

– Давай, Шелдон, приступай.

Все еще "Шелдон".

Я подошел и сел на край стола:

– Привет, приятель.

Тупая, лошадиная, несколько побитая рожа повернулась ко мне.

– Проклятье! А я-то думал, что смог приложить тебя!

– Нет, ты и приложил. Я, наверное, с минуту был в отключке. А показалось – час. – Я закурил. Протянул пачку Ладди, но он покачал головой.

– Чем ты меня огрел? – спросил он.

– Лампой. Ну а потом еще пнул разок.

Он смешно осклабился:

– Краем глаза я видел, как ты ее поднял, но не придал значения. Так, значит, это была лампа? Ха!

– Да, ею я тебя и шарахнул. Жаль, не расколол тебе башку, как тыкву.

– Мою не расколешь. Я и почище получал затрещины. – Он медленно покачал головой. – Сколько раз мне доставалось!

Он замолчал. Я тоже ничего не сказал.

Ладди поднял на меня глаза.

– Эдди умер, да? – Он погрустнел, как клоун, изображающий печаль. Но только на этот раз это не было игрой.

– Умер, – сказал я.

Ладди ругнулся. Но странно, что ругательство не выглядело грязным.

– Дай закурить, – передумав, попросил он.

Я протянул ему сигарету. И в этот момент почувствовал, что он сейчас заговорит. Его час пробил. Подождав, пока он закурит, я сказал:

– Эдди погиб. И Рыкун тоже. Впрочем, ты знаешь, что случилось с твоим дружком. И с Виком тоже. Ведь о Викторе тебе известно правда, Ладди?

– Да, о Вике известно.

Адвокаты что-то забубнили. Они понимали, что Ладди ни в коем случае нельзя признаваться, будто ему известно о смерти Виктора. Ведь ему никто об этом не говорил. Конечно, если только не сам Ладди его прикончил.