Рукопись Ченселора

– Не могу припомнить такого, а я в Вашингтоне уже шестнадцать лет. Не было года, чтобы он не сожрал какого-нибудь замечательного человека.

– Однако вы слишком категоричны.

– Такого я о нем мнения. Я презираю его, потому что видела, что он вытворял. Этот человек являлся олицетворением террора. Многое из того, что он сделал, хранится в тайне и, я думаю, вряд ли когда-нибудь станет известным.

– Почему?

– ФБР защитит его память… Он был монархом. Наследники не позволят очернить своего идола. Они боятся цепной реакции, которая наверняка смела бы их самих. У них есть основания для таких опасений.

– Как же они могут помешать разоблачению Гувера? Филлис рассмеялась:

– Не как могут, а как уже помешали. Для этого существуют печи, дорогой. Маленькие человечки-роботы в черных костюмах обшарили все это чертово бюро и каждую бумажку, которая могла бы причинить хоть какой-нибудь вред их умершему прародителю, сожгли. Они же хотят канонизировать его, и тогда все пойдет своим чередом. Это лучший способ обезопасить себя. – Вы в этом уверены?

– Говорят, что не успело тело Гувера остыть, как в доме появился Клайд – его правая рука. Вместе со своими помощниками он обшарил все комнаты. При них была портативная машина для уничтожения бумаг".

– Вы имеете в виду Клайда Толсона?

– Его самого. А то, что не сожгли, они припрятали.

– Есть свидетели?

– Думаю, есть,– Филлис замолчала. К столу подошла официантка и, убрав пустые бокалы, поставила виски.

– Я хотел бы заказать обеденный столик в ресторане,– попросил ее Питер.

– Не беспокойтесь, все будет сделано,-ответила официантка.

– Пожалуйста, на имя…

– Я знаю, сэр. На имя мисс Максвелл. Официантка ушла.

– Я потрясен,– сказал Ченселор. Филлис Максвелл не скрывала своего удовлетворения.

– Прошу вас, продолжайте. Так кто же свидетели? Филлис ничего не ответила. Задумавшись над чем-то, она низко склонилась на столом, и от этого ее движения в глубоком вырезе блузы округлилась поднявшаяся грудь. Питер довольно откровенно любовался открывшейся ему картиной, но собеседница, казалось, не обращала на это никакого внимания.

– Вы ведь сказали, что работаете над книгой о Гувере, не так ли?

– Не о самом Гувере. Однако его образ займет в романе заметное место, поэтому мне хотелось бы услышать о нем как можно больше. Расскажите все, что знаете. Потом я объясню вам, зачем мне это надо. Обещаю. Филлис начала свое повествование в баре и продолжила за обедом. Это был гневный рассказ. Ее негодование объяснялось еще и тем, что, зная о многих преступлениях Гувера, она ни разу не смогла выступить с разоблачениями, потому что не располагала никакими доказательствами. Их просто не существовало, этих доказательств, хотя все было правдой. Филлис упомянула о сенаторах, конгрессменах и членах правительства, которые либо ходили перед Гувером на цыпочках и плясали под его дудку, либо навлекали на себя его гнев. Она рассказала о том, как сильные, влиятельные люди хранили молчание, хотя им самим это было отвратительно. Она видела, как они рыдали от бессилия, но рта так и не раскрывали. Филлис подробно описала поведение Гувера во время убийства обоих Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Оно было просто неприличным – настолько откровенно он радовался. Ответственность ФБР за эти преступления, конечно, вся чески отрицалась. Журналисты убеждены, что Гувер скрыл от комиссии Уоррена дискредитирующую определенные круги информацию и это не могло не повлиять на результаты расследования. Бог знает, что это была за информация. Если бы не вмешательство ФБР, оценка событий, происшедших в Далласе, Лос-Анджелесе и Мемфисе, наверное, оказалась бы совершенно иной. Но какой именно – этого мы, вероятно, никогда не узнаем. Филлис рассказала о том, как по указанию Гувера использовались электронные средства подслушивания и записывались на пленку телефонные разговоры. По ее словам, методы Гувера ничем не отличались от гестаповских. Никто ни от чего не был застрахован. Своих врагов, не только действительных, но и потенциальных, он держал в постоянном страхе. Пленки с записями подслушанных разговоров разрезались на куски и соответствующим образом редактировались. Людей обвиняли черт знает в чем только на основании малейших слухов или инсинуаций. Между отдаленными, не имеющими ничего общего событиями искусственно устанавливали связь и тоже использовали их как якобы неопровержимые улики. Шли на прямой подлог, подтасовывали факты. Журналистка говорила, и в словах ее звучали отвращение и ярость. За обедом Филлис пила вино. Перед тем как окончательно встать из-за стола, она выпила еще и бренди. Закончив свой рассказ, она усилием воли заставила себя улыбнуться. В какой-то степени гнев нейтрализовал действие алкоголя, и хотя ее нельзя было назвать абсолютно трезвой, она вполне владела собой.

– Теперь ваша очередь. Вы обещали поделиться вашими творческими планами, а я – никому не рассказывать о них. Так над чем вы сейчас работаете? Это будет еще один "Контрудар!"?

– Пожалуй, определенное сходство есть. Я намереваюсь построить сюжет будущей книги на предположении, что Гувера убили.