Рукопись Ченселора

— Могу удовлетворить ваше любопытство, поскольку нам это не принесет никакого вреда. Вы знаете, Варак действовал под псевдонимом Лонгворт. Настоящий Лонгворт — тот самый человек, о котором я вам говорил. Когда-то он был ближайшим помощником Гувера. Потом его убедили работать против своего шефа. Так вот, несколько месяцев назад он побывал у меня. К этому времени он уже получил вознаграждение, на которое мог бы безбедно жить до конца своих дней на Гавайях. Там он был недосягаем для тех, кто захотел бы рассчитаться с ним за предательство. Гуверу же сообщили, что Лонгворт умер естественной смертью. Состоялось даже церковное отпевание, на котором директор произнес надгробное слово.

Ченселор вдруг вспомнил план-проспект своего романа. Вымышленные события снова стали реальностью…

«…Фабрикуется медицинское свидетельство о его болезни… Гуверу сообщают «диагноз»: неоперабельный рак двенадцатиперстной кишки, пациенту осталось жить в лучшем случае несколько месяцев. У Гувера нет выбора. Полагая, что агент на пороге смерти, директор отправляет его на пенсию».

— И у Гувера не возникло никаких вопросов относительно смерти Лонгворта?

— А почему они должны были возникнуть? — удивился Сазерленд. — Ему положили на стол заключение хирурга, которое не оставляло никаких сомнений.

Вымысел… Реальность…

— Я воскресил Лонгворта, — продолжал судья. — Всего на один день, но день этот был полон самых драматических событий. Объятый страхом и яростью, Гувер почти полностью блокировал функционирование правительственной машины. — На лице Сазерленда появилась улыбка. Глядя прямо перед собой, он продолжал: — Лонгворт рассказал Гуверу правду. Не всю правду, а ту ее часть, которую знал сам, то есть то, о чем мы сочли нужным ему сообщить. Психологически этого надо было ожидать. Слишком сильным оказалось чувство вины перед Гувером, его ментором, почти Господом Богом, которого он предал. Он известил шефа о готовящемся убийстве с целью заполучить досье. Заговорщиками, по его словам, были как сотрудники Бюро, так и кто-то за его пределами. Эти люди знали секретные коды электронных устройств, контролирующих размыкание механизмов, запирающих сейф, который находится в стенном шкафу в кабинете директора ФБР.

Как мы и ожидали, Гувер запаниковал и бросился звонить всем, кого знал в Вашингтоне. Позвонил, кстати, и Рамиресу, но так ничего и не добился. Оставался только один человек, которому он еще доверял, — его ближайший друг Клайд Толсон.

Гувер начал постепенно переправлять досье в дом, а точнее, в подвал Толсона. Однако действовал он слишком медленно и не успел перевезти все папки. Форсировать события, поторопить его мы не могли — это было слишком рискованно. Потом нам удалось проникнуть в дом Толсона и забрать часть досье — от М до Z. И вот теперь в наших руках такой рычаг давления, которым раньше мы никогда не обладали…

— Давления на кого и ради чего?

— На правительство, чтобы влиять на его политику, — решительно заявил Сазерленд.

— А что случилось с Лонгвортом?

— Вы убили его, господин Ченселор. Правда, руками Макэндрю, но именно вы направили генерала по его следам.

— А потом ваши люди убили генерала?

— У нас не было выбора. Он слишком много знал. В любом случае ему следовало умереть. Макэндрю стал символом Часона, под которым погибли сотни солдат-негров. И на смерть их послали собственные командиры. Более гнусного преступления невозможно себе представить.

— Убийство на расовой почве, — спокойно определил Питер.

— Форма геноцида. Самая презренная форма! — добавил Сазерленд с ненавистью. — С его помощью хотели скрыть правду о преступных экспериментах, которым не место в цивилизованном обществе и которые тем не менее были санкционированы. Боялись, как бы одно разоблачение не повлекло за собой серию других…

Наступила тягостная пауза.

— А телефонные звонки и убийства, для чего все это? Какое отношение имели к Часону Филлис Максвелл, Бромли, Роулинз? Или, например, О’Брайен? Почему вы преследовали их?