Рукопись Ченселора

— Такого я о нем мнения. Я презираю его, потому что видела, что он вытворял. Этот человек являлся олицетворением террора. Многое из того, что он сделал, хранится в тайне и, я думаю, вряд ли когда-нибудь станет известным.

— Почему?

— ФБР защитит его память… он был монархом. Наследники не позволят очернить своего идола. Они боятся цепной реакции, которая наверняка смела бы их самих. У них есть основания для таких опасений.

— Как же они могут помешать разоблачению Гувера?

Филлис рассмеялась:

— Не как могут, а как уже помешали. Для этого существуют печи, дорогой. Маленькие человечки-роботы в черных костюмах обшарили все это чертово Бюро и каждую бумажку, которая могла бы причинить хоть какой-нибудь вред их умершему прародителю, сожгли. Они же хотят канонизировать его, и тогда все пойдет своим чередом. Это лучший способ обезопасить себя.

— Вы в этом уверены?

— Говорят, что не успело тело Гувера остыть, как в доме появился Клайд — его правая рука. Вместе со своими помощниками он обшарил все комнаты. При них была портативная машина для уничтожения бумаги.

— Вы имеете в виду Клайда Толсона?

— Его самого. А то, что не сожгли, они припрятали.

— Есть свидетели?

— Думаю, есть. — Филлис замолчала.

К столу подошла официантка и, убрав пустые бокалы, поставила виски.

— Я хотел бы заказать обеденный столик в ресторане, — попросил ее Питер.

— Не беспокойтесь, все будет сделано, — ответила официантка.

— Пожалуйста, на имя…

— Я знаю, сэр. На имя мисс Максвелл.

Официантка ушла.

— Я потрясен, — сказал Ченселор.

Филлис Максвелл не скрывала своего удовлетворения.

— Прошу вас, продолжайте. Так кто же свидетели?

Филлис ничего не ответила. Задумавшись над чем-то, она низко склонилась над столом, и от этого ее движения в глубоком вырезе блузы округлилась поднявшаяся грудь. Питер довольно откровенно любовался открывшейся ему картиной, но собеседница, казалось, не обращала на это никакого внимания.

— Вы ведь сказали, что работаете над книгой о Гувере, не так ли?

— Не о самом Гувере. Однако его образ займет в романе заметное место, поэтому мне хотелось бы услышать о нем как можно больше. Расскажите все, что знаете. Потом я объясню вам, зачем мне это надо. Обещаю.

Филлис начала свое повествование в баре и продолжила за обедом. Это был гневный рассказ. Ее негодование объяснялось еще и тем, что, зная о многих преступлениях Гувера, она ни разу не смогла выступить с разоблачениями, потому что не располагала никакими доказательствами. Их просто не существовало, этих доказательств, хотя все было правдой.

Филлис упомянула о сенаторах, конгрессменах и членах правительства, которые либо ходили перед Гувером на цыпочках и плясали под его дудку, либо навлекали на себя его гнев. Она рассказала о том, как сильные, влиятельные люди хранили молчание, хотя им самим это было отвратительно. Она видела, как они рыдали от бессилия, но рта так и не раскрывали. Филлис подробно описала поведение Гувера после убийства обоих Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Оно было просто неприличным — настолько откровенно он радовался. Ответственность ФБР за эти преступления, конечно, всячески отрицалась.

Журналисты убеждены, что Гувер скрыл от комиссии Уоррена дискредитирующую определенные круги информацию и это не могло не повлиять на результаты расследования. Бог знает, что это была за информация. Если бы не вмешательство ФБР, оценка событий, происшедших в Далласе, Лос-Анджелесе и Мемфисе, наверное, оказалась бы совершенно иной. Но какой именно — этого мы, вероятно, никогда не узнаем.

Филлис рассказала о том, как по указанию Гувера использовались электронные средства подслушивания и записывались на пленку телефонные разговоры. По ее словам, методы Гувера ничем не отличались от гестаповских. Никто ни от чего не был застрахован. Своих врагов, не только действительных, но и потенциальных, он держал в постоянном страхе. Пленки с записями подслушанных разговоров разрезались на куски и соответствующим образом редактировались. Людей обвиняли черт знает в чем только на основании малейших слухов или инсинуаций. Между отдаленными, не имеющими ничего общего событиями искусственно устанавливали связь и тоже использовали их как якобы неопровержимые улики. Шли на прямой подлог, подтасовывали факты. Журналистка говорила, и в словах ее звучали отвращение и ярость.

За обедом Филлис пила вино. Перед тем как окончательно встать из-за стола, она выпила еще и бренди. Закончив свой рассказ, она усилием воли заставила себя улыбнуться. В какой-то степени гнев нейтрализовал действие алкоголя, и, хотя ее нельзя было назвать абсолютно трезвой, она вполне владела собой.

— Теперь ваша очередь. Вы обещали поделиться вашими творческими планами, а я — никому не рассказывать о них. Так над чем вы сейчас работаете? Это будет еще один «Контрудар!»?

— Пожалуй, определенное сходство есть. Я намереваюсь построить сюжет будущей книги на предположении, что Гувера убили.

— Потрясающе, но неправдоподобно. Кто посмел бы это сделать?