Рукопись из Тибета

Наш охотничий домик на Форосе, в числе еще десятка таких же, принадлежавших лучшим людям полуострова, находился всего в нескольких километрах от главной правительственной дачи, имевшей одноименное название. Когда-то там была резиденция русских царей, потом ее облюбовал товарищ Сталин, далее эстафету принял Никита Хрущев, а теперь в Форос временами наезжал Леонид Ильич Брежнев. Со товарищи. Внешне это никак не афишировалось, но кому положено знали. В том числе мой усыновитель. Однажды в августе (это было за год до окончания мною школы) он прикатил вечером на служебной «Волге» из Симферополя и сообщил, что отдыхающий в резиденции Генсек желает встретиться с талантливой молодежью Крыма.

– Ты будешь в их числе, – покровительственно похлопал меня по плечу. – Постарайся произвести впечатление.

– Может, взять баян и там чего-нибудь сбацать? – спросил я, проникаясь важностью услышанного. В доме имелся подаренный мне Норой «Хонер» о пяти регистрах, на котором по вечерам я нередко играл для папы «Интернационал», а ей – кое-что из зарубежной эстрады.

– А что? Умная мысль, – воодушевился родитель. – Леонид Ильич любит искусство. Сыграешь для него Гимн или на худой конец «Прощание славянки».

На следующее утро, около десяти в отутюженных брюках и белой рубашке со значком ВЛКСМ на груди, прихватив инструмент, я уселся вместе с Волобуевым-старшим на заднее сиденье автомобиля.

– Трогай, – кивнул тот фетровой шляпой водителю, после чего мы выкатили за ворота и взяли курс на правительственную дачу. На въезде в нее Вилен Петрович предъявил охране пропуск, вслед за чем автомобиль въехал на территорию и встал на стоянке неподалеку от одного из помпезных зданий, под тропическими пальмами. Там уже блестели еще несколько авто, в том числе правительственная «Чайка». Мы вышли из машины.

– Вам туда, – возник ниоткуда рослый амбал в темных очках и с портативной рацией в руке, кивнул на мраморную, с ковровой дорожкой лестницу.

– А это что? – насторожился цербер, увидев извлекаемый водителем из багажника футляр с «Хонером».

– Это, товарищ, баян, – предупредительно сказал папа. – Мой сын, так сказать, талант. Будет играть Гимн для товарища Брежнева.

– Понял, – кивнул башкой амбал. – Предъявите.

Убедившись, что все действительно так, он разрешил – проходите. После чего забубнил что-то в рацию.

Я прихватил инструмент, папа снял шляпу, и мы поднялись по лестнице вверх. В пенаты.

Они впечатляли архитектурными формами и дизайном. В небольшом, отделанном розовым туфом и позолотой зале на кожаных диванах вдоль стен напряженно сидел десяток юных дарований. Празднично одетых девушек и парней. Некоторых я знал. Они, как и я, были детьми местной элиты. Здесь же, у зеркальных окон и двустворчатой закрытой двери, стояли еще двое церберов из «девятки»[3] с неподвижно застывшими лицами и скрещенными на яйцах руками, как того требовала инструкция. Указав мне пальцем на диван и пожелав удачи, Волобуев тут же испарился в смежную комнату, за стеклянной дверью которой виднелись другие сопровождающие. Под любопытными взглядами сидевших на диванах я поставил инструмент у ног, сделал рожу ящиком и опустился на прохладную кожу. Минут через пять напряженного ожидания в зале появился первый секретарь Крымского обкома партии (начальник отца), внимательно оглядел нас и проскрипел:

– Сейчас вы встретитесь с товарищем Брежневым. Никаких вопросов не задавать. Отвечать только на его. Всем ясно?

– Да, – втянули головы в плечи приглашенные. Я тоже. Сказались гены партийной дисциплины.

– Все. Идем, – поправив галстук, первым пошагал секретарь в сторону арочной двери. За ним робко двинулись остальные. Открыв футляр, я взял баян подмышку (тот хрюкнул) и последовал их примеру.

На подходе охранники распахнули створки, в глаза ударил яркий солнечный свет и бескрайняя синь моря, и нарисовалась открытая, с балюстрадой белая терраса, посреди которой, удобно устроившись в легких креслах, сидела царственная группа. В центре Сам, в белой рубашке с короткими рукавами, еще довольно крепкий и с густыми черными бровями, по сторонам 1-й секретарь ЦК Компартии Украины Щербицкий с министром иностранных дел СССР Громыко и еще какие-то менее значительные лица.

– А вот и наши молодые таланты, Леонид Ильич! – сделав нам знак остановиться, бодро изрек наместник Крыма.

– М-м-м, – пожевал губами хозяин Страны Советов, окинув нас благосклонным взглядом. – Здравствуйте, товарищи, присаживайтесь, – сказал густым басом. После чего сделал приглашающий жест.

– Всем сесть, – обернувшись назад, тихо продублировал Крымский секретарь. Мы опустились на стоявшие у балюстрады стулья, я положил «Хонер» на свободный стул сбоку.

– Так какие тут у нас таланты, а, Николай пович? – обратился к подчиненному Щербицкий. – Давай, докладывай.

Тот было с пафосом начал, но Брежнев его остановил, чуть подняв руку.

– Пусть сами расскажут, по порядку. А мы послушаем молодежь. Кто первый?

Возникла короткая пауза, как нередко бывает в таких случаях, а потом с противоположного от меня края встала девушка.