Рукопись, которой не было

«Я интересовался Советской Россией – будучи русским, мне хотелось найти там свои корни. Когда я приехал в Москву в 1936 году, Капица предложил мне поработать у него. В это время Институт физических проблем только строился. Оборудование устанавливали его (Капицы) бывшие техники из Мондовской лаборатории. Кембриджский университет получил большую сумму за это оборудование. Оно все равно было им не нужно. Эксперименты Капицы в Москве на этом оборудовании привели всего к одной-единственной публикации. Оборудование показывали начальству, но на нем не работали.

В сентябре 1937 года я поехал в Москву. Я говорил по-русски, поскольку родился в России и вырос в русскоязычной семье. Мне это сильно помогло. Мне повезло еще и в том, что для своего проекта я выбрал эксперимент, осуществить который было довольно просто за относительно короткое время. И при этом он был интересен, причем не только мне. Лаборатория Капицы была прекрасно оборудована. У него было все самое лучшее, что можно было найти в России. Поэтому мне удалось довести измерения до конца всего за семь недель. После того как данные были получены, мне пришла в голову идея обсудить их с Ландау.

Я был знаком с ним по моему предыдущему визиту. Я показал ему результаты измерений, и тут он – примерно как фокусник вынимает кролика из шляпы, – на клочке бумаги написал формулу и сказал: “А ну-ка проверьте, как она описывает ваши данные!” До этого существовала только довольно сложная и неявная формула Рудольфа Пайерлса. Формула Ландау была аналитической, допускала прямое сравнение с экспериментом и показывала, какие из параметров наиболее важны для измерений.

В течение следующих шести месяцев мне удалось провести полное исследование того, что позднее стали называть электронной структурой висмута. Это был своего рода прорывный эксперимент. Таким образом, благодаря Ландау эта поездка в Москву оказалась очень плодотворной и существенно повлияла на мою дальнейшую работу.

Я думал, что осталось завершить пустяковое дело – написать отчет об этой работе и отправить его в печать – и можно переходить к другой задаче из области сверхпроводимости. И тут возникла непредвиденная проблема. В апреле 1938 года арестовали Ландау. Это произошло на пике сталинских чисток, когда всех людей с острым языком, таких как Ландау, косили подчистую. Он наделал себе много врагов, обзывая всех дураками.

Я написал статью. Написал ее по-английски, но мне пришлось перевести ее на русский, поскольку в то время существовало правило, что публикации на Западе должна была предшествовать публикация в советском журнале. Я хотел попросить Капицу представить мою статью в “Труды Королевского общества”, поскольку он был его членом, и одновременно послать ее в русский журнал. Беда была в том, что в своей статье я горячо благодарил Ландау за сообщение о его теоретических выводах, которые сделали мою экспериментальную работу столь ценной. Заместитель Капицы позвонил мне и потребовал выкинуть все упоминания о Ландау. “Как вы смеете благодарить врага народа?!”

Я пошел к Капице. Он что-то мямлил. Не говоря ничего напрямую, дал мне понять, скорее жестами, чем словами, что, когда я вернусь в Англию, я могу вставлять в свою статью все что угодно, но в Москве…

Тут в дверь постучал заместитель, и Капица громким твердым голосом закончил разговор: “Ну, вы поняли, Шёнберг! Всю эту часть о Ландау вы вычеркиваете, немедленно”.

Формула, полученная Ландау, очень часто цитируется. Но дать ссылку на соответствующую статью Ландау невозможно, поскольку ее просто не существует! Поэтому цитируют меня – мою заметку в “Трудах Королевского общества” на английском языке, в которой я добавил приложение, описывающее теорию Ландау. Когда я вернулся домой в сентябре 1938 года, сразу же связался с Пайерлсом. Рассказал все, что произошло в Москве и чему был свидетелем, – об аресте Дау и еще двух физиков вместе с ним[29]. Эта новость плохо подействовала на Рудольфа, хотя, как мне показалось, он не был особенно удивлен. Его жена Женя совсем расстроилась. Я пересказал Рудольфу наши беседы с Ландау и попросил его помочь мне восстановить вывод формулы, написанной Ландау. Это заняло какое-то время. Еще больше ушло на обсуждения деликатного вопроса, как опубликовать формулу Ландау, чтобы не навредить ему. Мне хотелось, чтобы его авторство было видно совершенно четко. Рудольф настоял на том, чтобы из текста невозможно было понять, по какой именно причине Ландау не смог сам опубликовать свою работу. Приложение в конце статьи казалось самым разумным вариантом.

Статья вышла в журнале в начале 1939-го».