Сказав это, она встала, зардевшись как маков цвет, подошла к подруге своей, и они вместе вышли из храма. Санудо проводил ее взглядом и весь день пребывал в задумчивости. Назавтра он расположился в исповедальне, но никто не показался; то же самое случилось и на следующий день. Только на третьи сутки кающаяся возвратилась с дуэньей, преклонила колени перед исповедальней и сказала отцу Санудо:
— Отец мой, мне кажется, что в эту ночь мне было явление. Отчаяние и стыд терзали мою душу. Некий злобный дух вселил в меня злосчастную мысль, я разорвала одну из моих подвязок и обвила ее вокруг шеи. Перестала дышать, когда мне вдруг показалось, что кто-то удерживает мои руки; сильный свет почти ослепил меня, но я узрела святую Терезу, мою покровительницу, стоящую у моего ложа. «Дочь моя, — сказала она мне, — исповедайся завтра перед отцом Санудо и проси его, чтобы он дал тебе прядь своих волос, которые ты будешь носить на сердце и которые возвратят тебе благоволение Господне».
— Отыди от меня, — изрек Санудо, — пади на колени у подножья алтаря и в слезах умоляй Небо, чтобы оно исторгло тебя из адского безумия. Я же буду молиться, призывая к тебе милосердие Божие.
Санудо встал, вышел из исповедальни и удалился в часовню, где до самого вечера горячо молился.
Наутро юная грешница не показалась; дуэнья пришла одна, пала на колени перед исповедальней и сказала:
— Ах, отец мой, я прихожу молить тебя о снисходительности к юной и несчастной, душа которой близка к погибели. Ее приводит в отчаяние твоя вчерашняя суровость. Ведь ты отказал ей, как она призналась, в каких-то реликвиях, которыми обладаешь. Разум ее помутился, и теперь она думает только о смерти. Пойди к себе, отец мой, принеси эти реликвии, кои она у тебя просила. Заклинаю тебя, не отказывай мне в этой милости.
Санудо закрыл лицо платком, встал, вышел из храма и вскоре вернулся. Он держал в руках маленький ковчежец с мощами и сказал, подавая дуэнье этот дар:
— Возьми, сударыня, сию частицу черепа нашего блаженного основателя. Булла отца святого приписывает этим реликвиям многие отпущения грехов; реликвии сии дороже всех, какими мы обладаем. Пусть воспитанница твоя носит их на сердце, и да поможет ей Бог.
Заполучив ковчежец, мы вскрыли его, надеясь, что обнаружим в нем прядь волос нашего наставника, но ожидания наши были напрасны. Санудо, хотя и чувствительный и легковерный, а быть может, даже несколько тщеславный, был, однако, непоколебимо добродетелен и верен своим принципам.
После вечернего урока Вейрас спросил его, почему священникам нельзя вступать в брак.
— Потому что это принесет им несчастье на этом и, быть может, навлечет на них проклятие на том свете, — ответствовал Санудо, после чего с необычайной суровостью прибавил: — Раз навсегда запрещаю тебе задавать подобные вопросы.
Наутро Санудо не пошел в исповедальню. Дуэнья добивалась разговора с ним, но он прислал на свое место другого священника. Мы уже усомнились в исходе нашего недостойного предприятия, как вдруг нам помог нежданный случай.
Молодая графиня де Лириа незадолго до вступления в брак с маркизом де Фуэном Кастильей опасно захворала и все бредила в горячке, впав в своего рода безумие. Весь Бургос искренне интересовался этими двумя знатными семействами, и весть о недуге графини де Лириа поразила всех. Отцы-театинцы также узнали об этом, вечером же Санудо получил письмо следующего содержания:
Письмо это писано было дрожащей рукой и почти неразборчиво. Внизу было приписано иным почерком:
Санудо не вынес этого удара. Одурманенный, смущенный, он не мог найти себе места, сидел как на иголках, то и дело входил и выходил. Всего приятнее для нас было то, что он не появлялся в классе или, самое большее, приходил на столь короткий срок, что мы могли вытерпеть его наставления без скуки.
Кризис протекал благоприятно, и старания опытных врачей спасли прекрасную графиню де Лириа. Больная медленно возвращалась к жизни. Санудо же получил письмо следующего содержания: