Муж мой прекрасно понял истинное значение этих слов и ответил графу, что Эльвира еще слишком молода, чтобы она могла оценить его чувства, но что, однако, она присоединяется к молитвам, возносимым за его выздоровление. Граф никоим образом не счел этот ответ отказом, напротив, он всюду твердил о своей женитьбе на Эльвире как о вещи вполне уже решенной; мы же тем временем выехали в Виллаку.
Дом наш, на самом конце городка, дом как бы уже деревенский, был очаровательно расположен. Внутреннее устройство соответствовало его внешнему виду. Против нашего жилища стояла крестьянская хижина, украшенная с изысканнейшим вкусом. Крыльцо окружала масса цветов, окна были большие и светлые, в правом углу высился маленький птичник, — словом, все дышало трудолюбием и свежестью. Нам сказали, что этот домик приобрел один лабрадор из Мурсии. Земледельцы, которых в нашей провинции называют лабрадорами, принадлежат к сословию промежуточному между мелким дворянством и простыми хлебопашцами.
Было уже поздно, когда мы прибыли в Виллаку. Мы начали с того, что осмотрели наш дом с чердака до подвала, после чего велели вынести стулья на крыльцо и уселись пить шоколад. Муж мой шутил с Эльвирой, говоря о бедности дома, в котором изволила обитать графиня Ровельяс. Моя сестра очень весело принимала его шутки. Вскоре потом мы увидели возвращающийся с поля плуг, запряженный четырьмя сильными волами. Их погонял приземистый паренек, а за ним шел молодой человек под руку с девушкой, почти равной ему по возрасту. У молодого лабрадора был благородный вид, и, когда он приблизился к нам, мы с Эльвирой узнали в нем того, кто спас Ровельяса. Муж мой не обратил на него внимания, но сестра бросила мне взгляд, который я отлично поняла. Юноша поклонился нам как человек, который не хочет заводить знакомства, и вошел в свой домик. Подруга его внимательно к нам присматривалась.
— Красивая пара, не правда ли? — сказала донья Мануэла, наша экономка.
— Как это — красивая пара! — воскликнула Эльвира. — Разве они муж и жена?
— Не иначе, — возразила Мануэла, — и если уж правду сказать, то это союз, заключенный против воли родителей. Какая-то похищенная девушка. Никто здесь в этом не сомневается; все сразу узнали, что это не поселяне, не сельские жители.
Муж мой спросил Эльвиру, отчего она так разволновалась, и прибавил:
— Кто знает, может быть, это и есть наш таинственный певец.
В этот миг из домика напротив донесся гитарный перебор и голос, который подтвердил подозрения моего мужа.
— Странная вещь, — заметил он, — но этот человек женат, стало быть, серенады его адресовались какой-нибудь из наших соседок.
— Я же, — добавила Эльвира, — была уверена, что песни эти были предназначены мне.
Мы посмеялись ее простодушию и перестали об этом говорить. В течение шести недель, проведенных нами в Виллаке, ставни домика напротив были постоянно притворены, и мы не видели больше наших соседей. Мне кажется даже, что они покинули городок еще до нас.
После того как истекло это время, мы узнали, что Ровельяс уже несколько оправился и что бои быков должны были снова начаться, однако уже без личного участия графа. Мы вернулись в Сеговию, где сразу попали в разгар торжеств, пиров, зрелищ и балов. Ухаживания графа тронули сердце Эльвиры, и свадьба была сыграна с невиданным дотоле великолепием.
Спустя три дня после бракосочетания граф узнал, что наступил конец его изгнанию и что он может появиться при дворе. Он с радостью говорил нам о том, как введет в придворные сферы мою сестру. Однако перед выездом из Сеговии он хотел узнать имя своего спасителя и приказал объявить, что тот, кто сообщит ему о местопребывании таинственного тореро, получит в награду сто золотых по восьми пистолей[111]
каждый. Наутро он получил следующее письмо:Ровельяс показал это письмо моему мужу и надменно сказал ему, что письмо это принадлежит, конечно, перу какого-нибудь из его соперников, что он, увы, не знал, что у Эльвиры была с кем-либо до того любовная связь, ибо в таком случае он никогда не взял бы ее в жены. Муж мой просил графа быть поосторожней в выражениях и с тех пор порвал с ним всякие отношения.