Рукопись, найденная в ванне. Высокий замок. Маска.

За несколько десятков шагов до Отдела инструкций я увидел уборщиков. Они драили пол. Было их что-то очень уж много. Все на четвереньках, в только что полученных со склада плащах, с оттопыренными карманами. И не слишком-то они старались, а больше зыркали исподлобья, искоса — все же снизу неудобно. Кто-то кашлянул — все встали, похожие друг на друга как братья, приземистые, плечистые, в надвинутых на глаза шляпах. Я остановился, удивленный; они многозначительно подталкивали друг друга, переговариваясь вполголоса: «Коллега Мердас, пшиво… пшиво, коллега Брандзль, коллега Шлипс, пшиво…»

Появилось десятка два офицеров в парадных мундирах, при саблях. Они проверили документы у штатских, те проверили документы у офицеров, обо мне в суматохе как-то забыли. «Ага, — подумал я, — охрана…» Я торчал возле лифта, не столько из любопытства, сколько потому, что не особенно спешил к Эрмсу. Вдруг заиграли побудку, лифт причалил к нашему этажу, началась суета, беготня, но всё по стойке «смирно», сабли на портупеях позвякивали, охрана засунула руки глубоко в карманы, все поля шляп пошли вниз, головы вверх, освещенная кабина открылась, двое адъютантов, сплошь в серебряных шнурах, ухватились за ручку двери.

Из уст в уста пробежала весть: «Адмирадьер! Адмирадьер — уже!» Возникла шпалера офицеров, я догадывался, что прибыла важная персона, и сердце возбужденно заколотилось. Из лифта, какого-то особенного, лифта-салона,, обитого красным дамастом, увешанного картами и гербами, вышел, чуть волоча левую ноту, маленький старичок в мундире, расшитом золотом. Быстрым взглядом окинул вытянувшихся в струнку офицеров и — седой, сухой, крапчатый — крикнул, не напрягаясь, на одной лишь долголетней выучке, — словно нехотя щелкнул кнутом:

— Здравия желаю, ребята!

— Здра! Ла! Дин! Дьер!!! — загремел кишащий мундирами коридор. Старец скривился, словно уловил фальшивую ноту, но ничего не сказал, только зазвонил золотобляшным слоем орденов, устилавших его грудь, и двинулся вдоль шеренги. Сам не знаю, как это вышло, но и я стоял в ней, единственный штатский среди военных чинов. Может быть, удивленный серым вкраплением моей одежды, он внезапно остановился.

«Теперь! — мелькнуло у меня. — Броситься в ноги, признаться, просить!»

Однако я продолжал стоять, преданный, как никогда в жизни. Он глянул воинственно, задумался, звякнул и быстро бросил:

— Штатский?

— Так точно, штатский, госпо…

— Служишь?

— Так то…

— Жена, дети?

— Разрешите дало…

— Н-н-а! — добродушно произнес старец. Он размышлял седовласо, кустисто, шевеля пухлой бородавкой междуусья. Он и вправду был крапчатый, я это видел вблизи.

— Тайный агент, — тихо прохрипел он. — Тайняк… видно. Сразу видно. Бывалый… матерый тайняк… Ко мне!

Он поманил меня пальцем, не отнимая руки в белоснежной перчатке от армираклей портупеи, утопавшей в шнурах и звездах. Сердце подступило к самому горлу. Я вышел из общего ряда. Охрана в глубине зашумела, но самый плечистый из уборщиков прокашлял отбой. Я двинулся вместе со старцем, сопровождаемый возбуждающим как щекотка шепотом свиты, выжидая только минуту, чтобы припасть к ногам. Мы шествовали по коридору. У белых дверей вытягивались в струнку офицеры, словно пораженные нашим приближением, и головы себе сворачивали, отдавая честь. Перед Отделом награждения орденами и лишения оных нас ждал его начальник, старик полковник при шпаге. Мы прошли через Залы Дипломанции, Лактанции, Толеранции, Эксгумации и Реабилитации; наконец у двух последних дверей, ведших в залы Награждения и Лишения, адмирадьер звякнул и остановился. Я встал рядом. Как юла подлетел начальник Отдела.

— Н-н-а? — разрешил ему адмирадьер доверительный шепот. — Что за церемония?

— Контрцеремония, господин ад…

Он принялся вшептывать в восковое ухо сановника распорядок церемонии; до меня доносилось только: «пятерых… рвать… драть… мать…»

— Н-н-а! — крякнул сановник. Медленным шагом подошел к дверям Зала Лишения и застыл у порога.

— Тайняк! Ко мне!

Я подбежал. Он не двигался с места. Царственный — посуровел; белым пальцем поправил орден, натянул кивер и резко, неумолимо вошел. Я за ним.