Рукопись, найденная в Верхнем Заливе или Белая Лошадь

…Однажды Бабьим Летом я шла по аллеям, а вернее, по аллее, ещё вернее, по тропинке Форт-Трэйон Парка. Тропинка эта, посыпанная гравием (похрустывающим под ногами), вела мимо каменной стены-барьера (с видом на Гудзон) к Клойстеру, старинному замку, историческому объекту и экономическому эмигранту из ЮгоЗападной Европы.*(*Подарок г-на Рокфеллера Нью-Йорку: останки замков и пр. объектов христианской культуры, привезённые в НьюЙоркский Форт-Трайон парк и смонтированные в единый комплекс – «Клойстер», часть Метрополитен музея ) Cтояло ясное, тихое утро – настоящий концерт тишины.

Теперь я была одна на скамейке у этого замка, может быть, одна на всей планете.

Молчаливые тени – влюблённая парочка – прошли мимо.

Потом пролетела тень птицы.

Потом пара японцев (он и оно), прибывших сюда на бесшумной тени автомобиля, прошмыгнули молча.

Миновали ещё три бесполые бесшумные тени. По-видимому, останки (либо тени) былой цивилизации. Настала пора возвращаться домой – назад, к оконным решёткам и неоплаченным счетам Бабьего Лета. Внимание моё привлекли ярко-сиреневые россыпи в тени, у подножия старого дуба. Это оказались крокусы, цветы, согласно ботаническому определителю, весенние. Я подошла к ним и наклонилась – не сорвать, нет, а только полюбоваться поближе. Вдруг что-то пролетело мимо моей головы, чуть не задев её, и ударилось о землю. Я отскочила и зашагала прочь, дальше…

Старый дуб, неверно истолковав мое телодвижение, швырнул в меня своим жёлудем.

***

Нью-Йорк… Всё и вся – агрессия. Птицы… поют, парк… Дети… Они, визжа пронзительно, идут по улице на тебя как на объект, как на предмет: задев, больно задев, сбив с ног, не извиняются, не замечают тебя как личность – идут себе дальше, или мчатся, взвизгивая, как (противо-)пожарные сирены, как маленькие танки… Черти… И это чьёто будущее? Чьи-то будущиe…

Нью-Йорк. Уговариваю себя ничего не бояться – инoгда внутренний голос так и говорит: «А ты не бойся», – и вырваться из заколдованного круга, именуемого «Нью-Йорк». Но…

Нью-Йорк. Это, сначала, прямо- и треугольныe лоскуты (вода-суша-вода) из окна прибывающeго самолёта; проход по длинным тёмным коридорам аэропорта «JFK»; чёрные (?) лики в многочисленных окошечках; толпа встречающих – не нас. Не меня… Женщина-водитель (неопрятная: по плечам чёрного пальто – перхоть, перхоть…) скучным голосом (на отличном, но только на каком-то компьютеризированном русском: “взять английский”, “поменять карьеру”, и т.п.) сообщает о забастовке транспортных рабочих, и непонятно, радуется она этому, завидует, извиняется ли, торжествует?

«Бруклин»: могильно-серые дома, и кладбища. Надломленные, чёрные змеи пожарных лестниц…

«Манхаттан»: зимний дождь…

«Я здорова. Я абсолютно здорова.» Вокруг меня вращается мой мир. Душ. Холодный. Кофе. Горячий кофе. Доброе утро, Вьетнам… то есть, Нью-Йорк…

***

– С добрым утром, милый город, Сердце Родины моей! – Ликовало радио.

Поезд замедлял ход: прибывал в Москву. Было и в самом деле доброе, красивое утро. Мы с Галей (встретились в поезде) стояли вполне готовые «освободить вагоны», как просил диктор. Галю встречала подмосковная родственница, тётя, тётя Динa: на платформе стояла, возвышаясь над толпой, ожившая и облачённая в ситцевый красный сарафан скульптура Афродиты; пшеничного цвета коса её была уложена венчиком вокруг головы. Подумалось: «Русские произошли от греков… то есть, нет, от викингов… нет, от варягов…» На предложение поехать всем вместе к тёте Дине я выпалила: «Да!» Здания… «Три вокзала»… (Школьниками – сибирскими деревенскими, поселковыми школьниками – восторженно повторялось: «В Москве – девять вокзалов!» «Десять!» «Девять!»…) Жилые дома, магазины… Воистину Белокаменная, и даже лучше, краше, чем представлялось в детских мечтах (…бродя по заросшим лопухами да крапивой деревенским улицам…) Cпуск в метро – боевое крещение: какая-то женщина подталкивает сзади меня, замешавшуюся, оцепеневшую, испугавшуюся эскалатора (а ведь об этом я тоже знала, из школьных учебников: «Московское метро». Всё выскочило из головы. Вечное движение – вечный страх), и потом, поддерживая под локоть, помогает сойти, приземлиться.

…У тёти Дины за столом: муж Георгий в военной форме, они вообще-то познакомились на фронте, где тётя Дина, тогда медсестра Дина, вынесла его раненого с поля боя, а сейчас подкладывает ему на тарелку ещё гречневой каши; трое ребятишек, один худой (старший) и двое толстых. Учат меня пользоваться вилкой, держать её «не как ложку, а как карандаш. Вот так, правильно». Вид из окошка кухни: мальвы белые, мальвы розовые, космея, георгины, мальвы красные…