Вот и результат. Пусть теперь в целом в академии царит тишь да гладь, но эта Мила Свон… Она напрочь убивала весь положительный эффект! Можно сказать, всё стало только хуже. Там, где ей и Антуану Грумбергу доводилось появляться вместе, дисциплина резко спадала на нет. Будущие маги один за другим начинали лаяться как дворовые псы, и принц Адьир, будучи первокурсником, постоянно видел всё это. Ужас!
— Хм, — вдруг озарило ректора. — Быть может, чтобы вам не терпеть сквернословие однокурсников, мне заняться вашим переводом на курс выше? Я уверен, теорию магии вы и так знаете.
— Благодарю, но нет, — категорично отказался Адьир Морриэнтэ.
— Вы уверены? — жалобно уставился Олаф фон Дали на эльфа.
— Да. Сквернословие однокурсников нисколько меня не тревожит. Мне скорее даже любопытно, что некоторые из слов и выражений, которые я бы счёл приемлемыми употребить в том или ином контексте, оказывается ни в коем случае не стоит употреблять… К сожалению, наши учебные пособия по вашему языку следует переписывать. Они устарели.
— О, — многозначительно промычал Олаф фон Дали, не зная что ещё ответить.
— Кроме того, я обратил внимание, что практически все здесь, даже преподаватели, используют в своей речи недостойные обороты. В большей или в меньшей степени, но используют. Из-за этого от меня ускользает разница, когда человек ещё считается воспитанным, а когда нет. С поступками тоже самое. Например, я не вполне понимаю отчего профессор Фолтон отчитал только лер Свон. Да, она применила грубые выражения. Но причиной им послужила сделанная лером Грумбергом подножка, а такое поведение, в отличие от сквернословия, прямое нарушение правил внутреннего распорядка. Однако, лера Грумберга профессор Фолтон отчего-то рьяно защищал.
Непроизвольно Олаф фон Дали грозно нахмурился, так как о подножке ему никто ничего не донёс. Речь шла исключительно о том, что Мила Свон вдруг начала оскорблять благородного лорда и тот не стерпел. Как результат, бедному профессору теории магии, не очень-то способному к практическим моментам, пришлось разнимать готовых к драке студентов.
«Нет, тут на мэтра Ориона уже нельзя полагаться. Конфликт всё глубже. Да и раз Адьир Морриэнтэ видел подножку, то, значит, не он один свидетель», — похолодел ректор и, подумав, в срочном порядке вызвал к себе профессора Найтэ Аллиэра.
***
Найтэ было неприятно заниматься подобным, но произошедшее в лектории требовало его вмешательства. От него просто-напросто потребовали вмешаться.
— Итак, — обвёл он ледяным взглядом стоящих перед ним студентов, — вы не остановились на том, что учинили в свой первый день учёбы. В течение августа вы раз за разом проявляли на редкость дурной нрав и черту под месяцем подвели тем, что устроили совсем уж недостойный скандал.
— Он первый начал, — сразу буркнула Мила Свон, но мгновенно осунулась, так как вид тёмного эльфа сделался ещё более грозным.
— Мне противно, что такое отребье смеет дышать одним со мной воздухом, — высказал недовольство молодой Грумберг. — Язык лер Свон следует отрезать и скормить свиньям.
Чтобы предотвратить зарождение нового безобразия, Найтэ резко поднялся со своего кресла. Будучи высоким, под два метра ростом, он возвышался над людьми, как тёмный властелин.
— Лер Грумберг, я вами крайне недоволен. И, уверен, ваш отец, если я решу донести до него произошедшее, выразит вам такое же недовольство. Вы ввязываете свой род в недостойную вашей крови склоку.
Молодой мужчина возмущённо фыркнул, но Найтэ не стал делать ему замечание. Вместо этого он сообщил:
— Если вы не измените своего поведения, я потребую вашего перевода на другой факультет.
— Что? — аж опешил Антуан Грумберг.
— Некромантия не терпит неосмотрительности, а вы ведёте себя именно что неосмотрительно. Вы проявляете несдержанность, когда выбранная вами специализация требует холодной рассудительности, — тут Найтэ сделал мимолётную паузу, рассчитывая так выделить свои последующие слова. — Вы действуете не в том ключе. Ни один известный мне Грумберг ни за что не поступил бы так же, как вы.
— Да неужели? — усомнился молодой лорд с долей иронии. — Неужели Грумберги вдруг стали славиться всепрощением?
— Заметьте, я не говорю, что вы должны оставить оскорбление чести без внимания. В моём желании донести до вас, что вы черпаете из источника славы ваших предков, а не наполняете его. Страх, витающий вокруг имени вашего рода, родился не из-за способности устраивать горячие дебаты. Отнюдь. Отчего-то там, где Грумберги, дебаты не возникают в принципе.
Лицо Антуана Грумберга выразило глубокую задумчивость, а затем понимание. Он даже выпрямился, как стрела, прежде чем согласно кивнул.
— Вы правы.
— Что же. Рад, что вы услышали меня.
— Вообще-то я вас тоже услышала, — угрюмо буркнула Мила Свон. — И, знаете ли, прекрасно поняла, что вы советуете этому уроду мстить мне исподтишка.
— Уроду? — вмиг возмутился Антуан Грумберг. — Профессор, да она опять меня оскорбляет!
— Нет, не оскорбляю, потому что я тебя действительно уродом, сука, считаю!