Рукопожатия границ

Мы молча наблюдали, как немцы выпрыгнули из лодок и пошли к берегу. Вода им доходила только до колен. Вдруг мы все разом поднялись и с близкого расстояния открыли смертельный огонь. Гитлеровцы остановились и залегли прямо в воде. Но вскоре их ряды опять начали двигаться. Некоторые из фашистов отползли назад и стали обходить нашу заставу с обеих сторон. Немцы стремились окружить нас и отрезать пути отхода в село. Мы сразу разгадали их замысел, но ничего не могли предпринять, так как нас было меньше, чем их в двух-трех лодках.

Много гитлеровцев полегло в это утро, но и наших погибло человек пять. Несколько пограничников были тяжело ранены. Время тянулось мучительно долго. Гитлеровцы все приближались. Клещи вокруг нас сжимались. Пограничники решили удерживать заставу любой ценой, драться до последней капли крови. Наш командир распределил патроны и гранаты и организовал оборону в форме треугольника, в каждой вершине которого находился пулемет. Но силы были неравные, и мы все больше понимали, что, уничтожив нас, гитлеровцы захватят плацдарм на шоссе, ведущем в Решицу и Тимишоару. Чтобы спасти нашу небольшую группу пограничников и в то же время помешать немцам выйти на шоссе, Соаре изменил решение и приказал отступить на окраину села. Но вырваться из клещей, сжимавшихся вокруг заставы, казалось, было просто невозможно. Любая поспешная, недостаточно продуманная попытка — и гитлеровцы перестреляют нас по одному! Кому-то из нас необходимо было остаться и прикрывать отступление.

— Нужен доброволец, — сказал Соаре, тяжело вздохнув.

Вызвался, конечно, Ион Булгэре.

— Я тоже остаюсь, господин капрал, — взмолился я, так как не представлял себе, как можно расстаться с Ионом.

— Нельзя, земляк! — отрезал Булгэре. — Справлюсь как-нибудь один…

Пограничники стали пробираться вдоль окопов, таща за собой убитых и раненых, ящики с патронами, телефонный аппарат.

— Иди, мужичок с ноготок, — подтолкнул меня Булгэре. Это было его ласковое обращение ко мне. — Иди, расскажешь девушкам из твоего села, как я один сдерживал немцев…

Я хотел обнять Иона, но не успел: гитлеровцы снова пошли в атаку, и Булгэре прильнул к пулемету. Младший лейтенант, не говоря ни слова, крепко, по-мужски пожал Иону руку. Соаре тоже тяжело было расставаться с Булгэре: ведь они вместе пришли на заставу, но ничего не поделаешь — нужно идти, чтобы не пропустить гитлеровцев в село и на шоссе. Ползком, стараясь оставаться незамеченными, мы тронулись за остальными.

Гитлеровцы все же почувствовали, что мы ушли с позиций, и хотели броситься вдогонку. Но как только они поднялись с земли, ударил пулемет Иона Булгэре.

В это время начали выходить на берег немцы, которых мы заставляли лежать в воде. Сначала Иону удавалось сдерживать и этих, посылая туда одну-две длинные очереди, но было все же ясно, что долго ему не устоять перед гитлеровцами, наседавшими со всех сторон. Немцы перебежками то в одну, то в другую сторону стали продвигаться вперед, и Ион вынужден был все время переносить огонь с одной цели на другую. Потом немцы вроде бы забыли про заставу. Они поднялись и плотными цепями направились прямо в сторону села. Их цепи приближались со всех сторон, и вскоре кольцо вокруг заставы сомкнулось. После этого гитлеровцы открыли неторопливый прицельный огонь как в сторону села, так и в сторону заставы.

Мы уже достигли окраины села и попарно расположились в полусгоревших домах. Начальник заставы послал связного к телефону, чтобы просить помощи со стороны воинских частей, расположенных в Молдове Ноуэ. К нам присоединилось человек пятнадцать из этого села, а также местные жандармы.

Немцы снова пошли в атаку, но и на этот раз мы остановили их на расстоянии двухсот-трехсот шагов от села. Однако младший лейтенант был очень встревожен. Он отозвал меня в сторону, протянул бинокль и послал на чердак одного из домов наблюдать за пограничной заставой.

На чердаке я увидел Ануцу — девушку из этого села. Узнав от солдат, что Булгэре остался один сдерживать гитлеровцев, она поднялась на чердак и, отодвинув в крыше одну из черепиц, со слезами на глазах стала смотреть в сторону пограничной заставы. Щеки девушки горели, большие голубые глаза потемнели от слез. Глядя на Ануцу, я вспомнил о Булгэре Ионе, и сердце мое сжалось. Тогда он весело шутил с ней…

Однажды мы были с ним в дозоре на берегу Дуная. Стоял безветренный, солнечный день. Мы шли по берегу в тени ив и тополей и вдруг услышали плеск воды. Нырнув в кусты, на животе поползли к берегу, не отрывая глаз от реки. В Дунае купались две девушки. Одна отплыла довольно далеко от берега; вторая, Ануца, барахталась в воде прямо напротив нас.

— Чертовки, — улыбнулся капрал, — опять пришли!

Я хотел было выйти из кустов, но Ион остановил меня. Полюбовавшись некоторое время Ануцей, он бросил в воду рядом с ней комок земли. Девушка испугалась и с плеском присела в воде, скрестив руки на обнаженной груди. Булгэре вышел на берег.

— Опять ты! — сказал он строго.

— Опять, — улыбнулась девушка.

— Все, хватит… пошли на заставу!

— На допрос! — крикнул я из кустарника.