Руководство джентльмена по пороку и добродетели

Сердце тут же занимается, будто пропитано спиртом. Взметывается столб ослепительного пламени, и все мы, кроме герцога, закрываем глаза руками. Кровь продолжает течь у него по губам и подбородку, но он упорно ползет вперед, будто еще надеясь выхватить из огня хоть какие-то останки сердца. Волна жара опаляет ему лоб.

Я хватаю его за шиворот и дергаю назад. Он рычит от гнева и вслепую тыкает в меня пистолем. Дуло врезается мне прямо над ухом, и у самого моего лица гремит выстрел. Раздается ужасный грохот, и меня отбрасывает на пол. Голова горит огнем. Какое-то время ничего не слышно, кроме лязга металла.

Из огня, поглотившего сердце, вылетает сноп искр, будто кто-то ударил по раскаленному металлу, и по усыпальнице прокатывается новый порыв жаркого воздуха, разнося пепел, искры и мерцающую пыль с запахом костей и алхимических составов. Стены содрогаются, с потолка обрушивается дождь мелких камешков. Свет пляшет по стенам. Железная чаша с огнем переворачивается, и горячий хворост рассыпается по полу. Звуки начинают возвращаться, но как-то глухо. К свисту в ухе добавляется низкий рокот.

Губы Фелисити шевелятся, и я слышу ее крик: «В туннель!»

Я пытаюсь подняться; как-то слишком уж это нелегко. Перси хватает меня за руку, вздергивает на ноги и тянет за собой, обхватив за талию. Фелисити бежит первой. Она распахивает дверь, и мы выбегаем, как раз когда одна из колонн валится срубленным деревом и во все стороны брызжут кости. Перси дергает меня на себя, убирая из-под удара.

Элена бежит за нами, но в дверях вдруг застывает и кричит: «Спасайтесь!» Сперва я не понимаю, кому это она. Оборачиваюсь: Бурбон так и стоит на коленях у огня, то и дело запуская пальцы в пламя, надеясь вытащить хоть кусочек сердца. Огонь танцует по его рукавам, забирается в волосы, он орет благим матом, но продолжает рыться в пламени.

– Уходите! – снова выкрикивает Элена. – Его больше нет, спасайтесь!

Герцог не уходит – похоже, он решил похоронить себя здесь заживо. Дверной проем обваливается, и Фелисити – благослови ее Господь, во мне-то ни грана милосердия уже не осталось – хватает Элену и вытаскивает в коридор.

Мы бежим по туннелю, а за нами рушатся стены. Сам воздух будто дрожит, наполненный звуком трещащих, рушащихся и крошащихся в труху и щепу костей. В воздухе повисает столько пыли, что трудно дышать. На повороте скалится скелет капуцина. Мелькает перед глазами: «Ты будешь», – и табличка падает на землю, ломаясь пополам.

У выхода из туннеля Элена обгоняет нас, взлетает по лестнице и пропадает из виду. Когда мы поднимаемся в часовню, она уже выбегает из дверей и бежит к причалу, где привязана наша гондола. Рядом с ней – баркас.

Элена выпихивает гондолу в воду, толкается шестом, седлает течение и уносится прочь. За нами раздается треск, будто ударила молния, и падает кусок стены часовни. В спину бьет перемешанный с пылью воздух, и мы едва не падаем. На нас катят волны.

В Лагуну летят камни, и от их грохота дрожит земля. Потом она вдруг накреняется, и я падаю на Перси, промокая по грудь. Он каким-то чудом удерживается на ногах. Видимо, дело в том, что накренилась не земля, а я сам. Я с удивлением замечаю, что мои конечности почти напрочь перестали работать и на ногах я до сих пор только потому, что меня держит Перси. В голове возникает странное ощущение, будто ее заливает изнутри водой. В ушах звенит.

Перси забрасывает меня в баркас к Фелисити, хорошенько отталкивает нас от причала и запрыгивает сам. Остров снова содрогается, и у самого моего лица, царапая, пролетает новый камнепад: в Лагуну рушится еще одна стена.

– Монти! – Перси вцепляется мне в плечо. Похоже, он уже не первый раз окликает меня, а я не реагирую. Он склонился надо мной; его лицо перепачкано пылью, сажей и чуть заметно блестящей жидкостью из сердца. – Монти, ты меня слышишь? Скажи что-нибудь!

Я прикладываю ладонь к щеке: горячо и мокро.

– Кажется, он меня подстрелил.

– Никто тебя не подстрелил! – Фелисити складывает весла в лодку и убирает мои пальцы от щеки. Тут же, бледнея, возвращает их обратно. – Ладно, он правда тебя подстрелил.

Конечно, тот редкий случай, когда я не преувеличиваю своих страданий, должен был наступить именно сейчас.

– Все не так уж плохо, – говорит она. По голосу слышно, что она изо всех сил пытается сохранять спокойствие. Значит, врет. А еще я всем черепом ощущаю стук собственного сердца. Это жутко. Как будто давлюсь собственным пульсом. – Не отнимай руку! – вскрикивает сестра, увидев, как моя ладонь соскальзывает. – Прижимай покрепче, Монти, покрепче!

Перси берет меня за руку и прижимает обе наши ладони к моей щеке. Кровь толкается мне в руку и тонкими ручейками сочится между пальцев и вниз к локтю. Стыдно, но меня страшно мутит от одного вида собственной крови. Или от того, что она затеяла полный исход из меня. Я вдруг начинаю часто-часто дышать. Какой же жидкий воздух.

– Вон они! – вдруг выкрикивает Фелисити.

В сером тумане рассвета проступает силуэт «Элефтерии», огромный, будто собор. За ней безуспешно гонятся две яхты.