– Ты не сердись, я нечаянно. Ты даже не представляешь, сколько это стоит и какую мороку надо преодолеть. Да еще поступить, да еще туда, где принимают с иностранным аттестатом. Это тысяч пятьдесят в год, как минимум. У тебя есть такие деньги?
– Нет, – упавшим голосом ответила Инга.
– Притом, заметь, эта льгота только на то время, пока ты учишься. А что станет дальше – неизвестно. Да и когда это будет? У тебя виза кончится раньше, чем ты сумеешь определиться в колледж на следующий год.
– Что же делать? – теперь этот вопрос пришлось задать уже Инге. Не того она ожидала, нет, не того. Но как же Аида ее успокаивала, обещала придумать. И вот, придумала. Похоже, ей остается только нелегальное положение.
– Послушай, что я скажу. Только спокойно. Не впадай в нирвану гнева и старайся щадить посуду, – сказала Аида совсем не в шутку, пытаясь подготовить подругу к чему-то. – Тебе надо выйти замуж.
– Чего? – спросила Инга, вовсе без гнева, а только с беспредельным изумлением.
– Да. Тебе надо выйти замуж. Причем, как можно быстрее. Это не сложно. Русские жены, особенно свободно говорящие по-английски, здесь в цене.
– Но я не хочу замуж! Зачем мне замуж! Это я и в Москве могла сделать! Да на черта мне сдался муж! – закричала Инга. Посуда была и впрямь под угрозой.
– Не навсегда. Только на год, пока получишь гражданство. А после – гуляй себе. К тому же, если не будет брачного контракта, оттяпаешь у мужа половину имущества, – перебила ее крик Аида.
– И на год не хочу. Утирать сопли какому-то американскому кретину, – Инга с досады выпила полный бокал калифорнийской кислятины, поперхнулась, надрывно закашляла.
– Другого выхода, похоже, нет. И может, тебе порядочный попадется. Может, потом и разводиться не захочешь, – миролюбиво предложила Аида возможное развитие событий.
– Ох, не знаю. Да и где его, мужа, взять? Это же не щенка с рук купить?
– Где-нибудь возьмем. У меня в офисе есть вполне приличные холостяки. Пойдем гулять на Сансет-бульвар, поедем по весне на пляж в «Веницию» или Марина дель Рейи. Здесь можно знакомиться даже в музеях или в океаническом центре. Да где угодно. Ты же не собираешься гоняться за кинозвездой или миллионером из Беверли-Хиллз?
– Я вообще ни за кем не собираюсь гоняться, – все еще на высоких тонах откликнулась Инга. – Я так понимаю, что и любой конторщик средней руки сойдет, лишь бы дали гражданство.
– Вот и хорошо, что понимаешь. Любой не любой. Но первого встречного тоже не нужно. Хотя и долго не тяни. Время-то поджимает.
Лос-Анджелес – Сан-Фернандо. Январь 1994 г.
Тогда, в тот день и в тот час они просто ехали по шоссе 101 в долине Сан-Фернандо. Хотели посетить квартал «Юниверсал», прокатиться по Малхолланд Драйв и бульвару Сепульведа. Для начала, однако, им пришло голову добраться до предгорий и полюбоваться на вид и холмы.
Это случилось, когда они проезжали недалеко от Норсбриджа, так внезапно, страшно и непонятно, как смерть на рассвете, когда проснувшийся в холодной агонии внезапного умирания человек не знает, то ли солнечные лучи заходят в его окно с надеждой на еще один день, то ли это божественный свет, ведущий уже на потусторонний суд. Оно ударило, как вор, притаившийся в доме, как предательский кирпич, сверзившийся с крыши, под козырьком которой безвредно ходили изо дня в день. В нем было баллов шесть-семь, но и этого было много.
В городе, где каждый вроде бы и готов с рождения к его непрошенному визиту, где всех приезжих первым делом предупреждают о его непостоянстве и внезапности, где самый малый и самый старый имеет непременный набор первой необходимости и знает назубок правила эвакуации, казалось бы, его каверзы, несущие разруху, не могут захватить никого врасплох.
Инга уже успела наслушаться рассказов о его строптивом характере, за месяц своего пребывания даже упросила съездить к знаменитому разлому Сан-Андреас. Аида тогда в свободный выходной ее и отвезла. Это было такое необычное, такое фантасмагорическое зрелище, глубокая трещина в земле, чуть ли не до самой преисподней. Она выглядела так, будто неведомый гигантский препаратор-естествоиспытатель захотел от нечего делать посмотреть, что там в середине маленькой голубой Земли, а после, удовлетворив любопытство, кое-как наложил грубый и неуклюжий шов. Шов со временем рассосался, а шрам остался навечно, обозначая место, где было отрезано и сшито. Но Сан-Андреас совсем не показался Инге страшным и апокалипсическим, скорее очень острым ощущением, как «русские горки» на аттракционах, только значительно больше размером. Сама мысль о том, что в любую секунду и от любой прихоти природы – все, конец, не вызывала ужаса, потому что Инга, пребывая в защитном самообмане, твердо знала, что этого не может произойти, что это – как страшное кино – посмотрел, пощекотал нервы и забыл. Миллионы лет был этот разлом и еще столько же будет.