Румбы фантастики

— Тоже мне оригинал-экспериментатор нашелся… Избалованного юнца голым задом на снег усадил… Какой-то Чирве урок политэкономии преподать удумал… А если до него дойдет? Если он после этого нормальным человеком станет? А там и все остальные люди поймут, что только дружной работой, только помогая друг другу можно обеспечить и свое собственное благополучие, а жить на чужом горбу, паразитом и тунеядцем — это, в конце концов, самому себе в борщ плевать…

Да ты понимаешь, что тогда и нам, всему нашему чертову племени, придется общественно-полезным трудом заняться, чтобы с голоду не помереть.

Рыжий понял, что чересчур загнул в своем стремлении отойти от установленных веками традиций, и поспешил исправить содеянное.

Арнольдик сладко потянулся в собственной теплой постели, с огромной радостью сознавая, что все это только страшный сон. Но призадумался…

Василий Звягинцев

Уик-энд на берегу

Месяц в звездолете — как раз тот срок, после которого отчетливо осознаешь, что романтика хороша только в тщательно отмеренных дозах. По крайней мере, к такому выводу пришел Игорь Ростокин, корреспондент-кандидат еженедельника «Звезды зовут», возвращаясь из своей первой самостоятельной командировки.

Он вполне мог улететь на экспрессе прямого сообщения Ригель — Земля, но решил, что не сможет убедительно отразить жизнь и психологию тружеников Дальнего Космоса, лично не прочувствовав всех ее аспектов. Почему и оказался единственным пассажиром разведчика галактического класса «Кальмар», который штурман Марков перегонял в марсианские доки на ремонт и модернизацию.

Этот достаточно длительный и сложный рейс с тремя внепространственными переходами сулил возможность не только ощутить себя космопроходцем давних времен, но, вдобавок, спокойно и творчески поработать, чтобы по прибытии сразу положить редактору на стол готовую к печати серию очерков.

Вначале все так примерно и выходило. Он писал, изучал штурманское дело, проникновенно и душевно беседовал с Марковым о его работе и личной жизни. Пока вдруг не обнаружил, что материала, включая собственные записи, извлечения из отчетов предыдущих экспедиций и статей Всеобщей энциклопедии, едва-едва набирается на слабенький «подвал». Изучение космических наук, которыми он надеялся овладеть в свободное от творчества время, намертво уперлось в интеллектуальный барьер, а штурман под любыми предлогами скрывался в реакторном отсеке, куда Игорю вход был, безусловно, запрещен всеми существующими Уставами, Наставлениями и даже Временными инструкциями.

От всего этого Ростокин затосковал, причем, депрессию углубляло отчетливое ощущение, что дальше будет еще хуже — времени до финиша оставалось гораздо больше, чем прошло от старта.

Часами валяясь на койке в каюте, Ростокин с грустью и нежностью вспоминал свое пребывание в базовом лагере десантников, на XXII планете системы Серых звезд, где его принимали, как положено принимать гостя, всего месяц назад ходившего по московским бульварам и лично знакомого с Джоном Рокстоном и даже Мариной Малаховой. Не только доверчивые девушки-ксенобиологи, но и битые парни из Седьмого отряда слушали Игоря, раскрыв рты, и на прощание подарили панцирь Рубиновой устрицы и штурмовой карабин, которым пользовались первые разведчики аж в XXIII еще веке. (Карабин, впрочем, оказался, на самом деле, списанным фотонным резаком, но Игорь этого пока не знал.)

Скорее всего, поразившая журналиста меланхолия закончилась бы трехмесячным лечением в Селигерском профилактории, однако внезапно и резко все изменилось.

В тишине каюты прогудел сигнал вызова, и голос Маркова из динамика спросил:

— Ты сейчас не очень занят? Тогда зайди, есть новости.

В рубке штурман, сидевший перед экраном запространственного обзора, обернулся и непривычно серьезно сказал:

— Интересно получается. Курс проложен гладко, я даже Южный Крест в трех парсеках обхожу, чтобы с наложением полей не морочиться, да и движки у нас, сам знаешь, какие. А тут на стыке подпространств прямо по курсу системка совершенно ненужная просматривается… Полюбуйся.

— Вам виднее, Сергей Васильевич, — деликатно ответил Ростокин, мельком взглянув на экран, где струились контуры взаимопроникающих многомерных торов и сфер. Правда, цветовая гамма была красивая… — Насколько я понимаю, два варианта возможны. Или мы с курса уклонились, или новую систему открыли. Второе, по-моему, лучше…

— Умный ты, Игорь, не зря я тебя учил. Тебе б каравеллой «Санта Мария» командовать, — непонятно к чему ответил штурман, сунул в рот реликтовую трубку, которую никогда не закуривал, но всегда таскал в нагрудном кармане, и начал набирать команды на терминале компьютера.

…Вторая, она же и последняя, планета безыменного желтого карлика поразила даже много чего повидавшего на своем веку штурмана. Когда звездолет вышел на геостационарную орбиту и включились круговые оптические экраны, штурман привстал и произнес нечто энергично-архаическое.