Румбы фантастики

Наверное, я мог бы броситься на человечка — ведь он стоял ко мне спиной — и выбить нож, но я этого не сделал. Не сделал потому, что был явно не способен к какому-нибудь решительному физическому действию, — мое тело словно бы лишилось костей и стало ватным, и вообще, я не считал нужным рисковать жизнью из-за драки двух каких-то явно преступных личностей, не исключая и Филиппа, дерущегося в Главном управлении полиции, как бандит. В конце концов, здесь были люди, которые по долгу службы должны были вмешаться в развитие ситуации. Я бросился вниз по лестнице и крикнул двум полицейским, стоявшим у дверей за никелированным заграждением: «Там драка с ножом!».

Полицейские показались мне такими маленькими, наверное, предельно низкого возможного для полицейских роста, и такими слабыми, что мне подумалось: Филипп убьет их, как котят, одним ударом.

Но, подняв головы на мой крик, они сразу преобразились, и не успел я перевести дыхание, как они, превратившись в комки мускулов, ринулись с места и невероятно быстро — пулями — промчались мимо меня по лестнице наверх. Нет, я ошибся, ребята были, что надо, и знали свое дело. Не успел я повернуться, чтобы двинуться вслед за ними, как сверху на лестницу вкатился копошащийся клубок: полицейские, маленький человек, Ава Гарднер, еще кто-то, двое или трое наших и посреди них высящаяся, как башня, атлетическая фигура Филиппа. Он размахивал разбитым с одного конца длинным плоским плафоном с трубкой люминесцентной лампы внутри, видимо, отодранным откуда-то прямо с проводами, которые тянулись вслед за ним по ступенькам из коридора второго этажа.

Едва я успел отскочить в сторону, как весь этот дикий клубок промчался мимо меня по парадной лестнице вниз, прокатился по вестибюлю и, ударившись о входную стеклянную дверь, — вылетел на улицу…

Когда я выбежал вслед за ними, передо мной предстала ужасная сцена: один из полицейских сидел на тротуаре, держась за голову рукой, сквозь пальцы которой сочилась и капала на асфальт кровь, сворачиваясь в пыли в глянцевитые стеклянные бусинки. Второй полисмен, согнувшись в поясе и держась рукой за бок, медленно двигался по окружности, словно его вели на невидимой веревочке. Ава Гарднер склонился над неподвижно лежащим на тротуаре Коротышкой. Рядом с ними застыли, будто в столбняке несколько человек. В нескольких шагах лежала разбитая люминесцентная лампа с оборванными проводами.

Филиппа Гудзарди нигде не было…

Оттолкнув меня в сторону, из дверей управления один за другим выбегали полицейские…

И тут мой взгляд случайно упал на оказавшуюся прямо у моих ног разбитую лампу дневного света.

«А, собственно говоря, — пришло мне в голову, — откуда он мог ее оторвать? Ведь лампы дневного света в здании управления расположены на ПОТОЛКЕ! На потолке, который находится, по крайней мере, на четырехметровой высоте! Как же он мог ее оторвать, черт возьми?! — спросил я сам себя. — Не мог же он бегать по потолку!..»

И тогда у меня в голове впервые мелькнула мысль о том, что Филипп Гудзарди может быть…

— Одну минуту, Джек, — услышал я за своей спиной. От стоявшей неподалеку скромной черной «божьей коровки», на которой впору было бы ездить святому пастору, энергичным шагом прямо ко мне шел немолодой мужчина с красивым грубым лицом «настоящего парня» и благородными нитями серебряных волос в прическе — Морис Дьяковски, хорошо знакомый мне адвокат мафии из семьи Джоли Ланского, и, как я догадывался, может быть, даже Советник семьи — ее душа и отдел кадров.

— Джек, мне хотелось бы поговорить с тобой. Мы ведь знакомы друг с другом не первый год, хотя и работаем на разных боссов… Кажется, пришла пора хотя бы на время объединить наши усилия… Думаю, то, что я скажу, тебя заинтересует.

Вообще говоря, бывали случаи, хотя и редко, когда одна семья мафии стремилась свести счеты с другой руками полиции, несмотря на огромную непопулярность такого шага в мире организованной преступности и попытки жесточайшим образом искоренить подобную практику со стороны ее руководителей. Акулья стая есть акулья стая.

Поэтому у меня не было причин удивляться.

Сев в крохотный автомобильчик адвоката, мы медленно двинулись по периметру огромного здания Главного управления полиции. И Морис Дьяковски начал серьезно и быстро говорить…

И как ни странно и невероятно было то, что он говорил, я ему верил.

…Во все стороны от нас, насколько хватало глаз, тянулось бесконечно длинное нештукатуренное двухэтажное здание с выщербленным между кирпичами раствором и пустыми провалами окон. Оно было своеобразной китайской стеной, за которой начинался обширный жутковатый, покинутый всеми район бывшего гетто, отступившего дальше к окраинам города. Видимо, эти разрушающиеся кварталы стали непригодными для жизни даже его неизбалованных обитателей. Спускались серые тоскливые сумерки.

— Идем, Джек! — позвал Дьяковски.