Румянцев-Задунайский

Ступишин ушел, а Румянцев придвинул к себе ведомость трофеев. Читать, однако, было трудно. Строчки перед глазами расплывались. Он вспомнил, что не спал уже двое суток. Хорошо бы сейчас хоть на десяток минут прилечь… Но денщик, кажется, забыл поставить койку. Он вызвал адъютанта, попросил, чтобы постелили что-нибудь на пол. В палатку тотчас принесли две охапки сена, подушку, одеяла, простыни. Он молча подождал, пока устроят постель, потом сделал знак, чтобы оставили его одного, опустился на ложе и сразу же словно утонул в забытьи.

Он проснулся с ощущением неизъяснимого счастья, с которым когда-то, еще в детстве, просыпался в дни больших, с нетерпением ожидавшихся праздников; От свалившей его усталости не осталось и следа. В голове и во всем теле была такая легкость, словно побывал в волшебной купели. Сколько же времени он спал?

За плотной парусиной палатки, издававшей приятное тепло, угадывалось утреннее солнце. Откуда-то издалека доносились неясные звуки, походившие на звуки настраиваемых музыкальных инструментов.

Румянцев заворочался, и, едва под ним зашуршало сухое сено, в палатку вошли дежурный генерал с адъютантом.

— Здравия желаем, ваше сиятельство!

Румянцев поднялся, оправив на себе мундир, ответил на приветствие.

— Сколько же я спал?

— Много, ваше сиятельство, четырнадцать часов кряду.

— А что за звуки, которые слышу?

— Так ведь праздник, ваше сиятельство. Сами изволили назначить. Полки выстроены, пушки заряжены, священники с кадилами на месте. Ваше сиятельство ждут.

— Денщика ко мне!

Денщик уже ждал у входа с ведром холодной воды, мылом и прочими принадлежностями туалета. Из-за его спины робко выглядывал цирюльник. Ступишин с адъютантом вышли, предоставив им одним приводить главнокомандующего в долженствующий вид.

— Ну что? — встретили их командиры дивизий, толпившиеся у палатки.

— Сейчас выйдет.

Главнокомандующий появился через четверть часа — в парадном мундире, с орденами и лентами. Генералы, сняв шляпы, поклонились.

— Прикажете начинать церемонию?

— О да, конечно!

Войска были выстроены на равнине у подножия холмов, где еще недавно происходили жаркие сражения. Специальные команды успели очистить поле, о недавнем бое ничто не напоминало, разве что сильно помятая трава да черные вмятины на земле от снарядов.

Едва Румянцев появился перед выстроившейся армией, как раздалось дружное солдатское «ура». Ухнул пушечный залп, громом прокатился беглый ружейный огонь. Зазвучали торжественные звуки военного оркестра. Тотчас к этим звукам сначала вроде бы нерешительно, а затем все увереннее присоединились голоса солдат и господ офицеров. Началось пение благодарственной молитвы. Молитва сопровождалась пушечной и ружейной пальбой, раздававшейся через небольшие промежутки времени.

Но вот торжественная литургия подошла к концу. Румянцеву подвели коня. Началось самое главное — викториальное приветствие главнокомандующим войск.

Румянцев выехал на середину фронта построения. Остановился, обвел взглядом зеленые и синие от мундиров прямоугольники. Полки замерли в ожидании.

— Друзья мои! — начал Румянцев голосом, в котором слышалось сильное волнение. — Я прошел с вами пространство от Днестра до берегов Дуная, сбивая в превосходном числе стоявшего неприятеля, нигде не делая полевых укреплений, противопоставляя противнику одно мужество и добрую волю вашу во всяком месте как непреоборимую стену. Спасибо вам, друзья мои!

В ответ грянуло тысячеголосое «ура».

Румянцев начал объезжать строй. Он останавливался перед каждым полком, громко, чтобы слышали все, благодарил солдат за храбрость. Перед фронтом гренадер бригадира Озерова он задержался дольше обычного. Именно им был обязан за перелом рокового сражения с янычарами, разрушившими каре второй дивизии.

— Спасибо, друзья мои! Вы настоящие солдаты-богатыри!

— Ты сам прямой солдат! — закричали в ответ гренадеры. — Ты истинный солдат! Ты наш отец, мы все твои дети!

В других полках подхватили:

— Истинный солдат! Ты наш отец!..

— Его сиятельству ура!

— Ура-а-а!..

Если бы дозволял устав, они наверняка бы поломали строй, кинулись к главнокомандующему, чтобы взять и понести его на руках, — столько восторга, любви, преданности горело в их сердцах! Румянцев их понимал, и то, что их лица выражали именно это, а не другое, наполняло его сложным чувством, где были и личная гордость, и гордость за отечество, несокрушимой силой утвердившее себя перед лицом своего опасного врага. Более полувека назад государь Петр Великий, победитель шведов, пришел в сии места с армией, чтобы стать здесь твердой ногой. Тогда турки оказались сильнее, Петра постигла неудача. И вот русские снова здесь. Но теперь уже не турки торжествуют победу. Торжествуют россияне. О дух Петра Великого, ты утешился! Отныне место слияния Прута с Дунаем будет радостным памятником для россиян — памятником великой победы!

После торжественной церемонии солдат повели на обед, для генералов и старших офицеров было приготовлено угощение в самой большой штабной палатке, стоявшей рядом с палаткой главнокомандующего.