Румянцев-Задунайский

— Знакомство с вашим превосходительством, — сказал принц, — делает мне большую честь.

Румянцев ответил ему подобным же комплиментом.

После представления гостям приближенных короля состоялась церемония вручения наград и подарков. На Румянцева король возложил орден Черного Орла. «Ну вот, — подумал при этом фельдмаршал со сдержанной усмешкой, — теперь и я с Потемкиным поравнялся».

Немцы — народ аккуратный, знающий цену времени. Пребывание высокого русского посольства в Берлине было расписано буквально по часам. На следующий день после приема в королевском дворце гостей повезли в Потсдам, где к тому времени собрались войска для военной игры. Его величеству вздумалось потешить их примерным представлением Кагульского сражения.

Фридрих лично командовал действиями войск. А войска действовали как хорошо налаженный механизм. На представляемом поле «боя» было все — пушечная и ружейная пальба, бой барабанов, стремительное движение атакующих колонн, паническое бегство толпы, изображавшей турецкую армию, — ничего не упустили устроители потехи. Не было самой малости — того, что пришлось увидеть и испытать Румянцеву в действительном сражении, не было правды войны, не было крови, пота, разъяренных лиц, криков ужаса и стонов раненых. То была игра, и ничего больше. Тем не менее игра эта привела Павла в ребяческое восхищение. Глядя на красивые, вымуштрованные каре, он дергался на месте, обращался к Румянцеву:

— Не правда ли, граф, все это восхитительно! Русские так не сумеют.

Румянцев откровенно хмурился. Великого князя занимала лишь внешняя сторона, ни о чем другом он не думал. А надо бы! Русские, может быть, и в самом деле не смогли бы изобразить игру с таким блеском, как это делали королевские войска. Зато русские сумели сделать то, что сейчас здесь изображали!

Едва кончилось «сражение», как глашатаи стали звать на пир в честь «победителей». На пиру придерживались русских обычаев. Произносили тосты, пили, ели, потом снова пили. После каждого тоста — пушечный салют.

Румянцев почти не пил и не ел. Ему было неловко смотреть на великого князя, раболепствовавшего перед королем и его генералами. Он думал о том, что наследник русского престола так же недалек умом, как и его покойный родитель, и что восшествие его на престол обернется для России несчастней.

После пира гостей пригласили на заседание Берлинской академии наук. Румянцева, как и великого князя, усадили рядом с королем, в то время как принцы, а их было пятеро, остались стоять за их креслами.

Обращаясь к монарху и его гостям, великий формей произнес проникновенную речь, начиненную восхвалениями добродетелей наследника Российского престола. Он говорил:

— Великая и процветающая империя, предназначенная вашему высочеству, всегда будет опираться на столбы столь же прочные, каковые и ныне поддерживают ее. Пусть же в советах ваших всегда первенствуют министры, а в армиях, — тут формей обратил взор на Румянцева, — полководцы, одинаково любимые Минервою и Марсом. Да будет так! Сей герой здесь, и я невольным образом предаюсь восторгу, ощущаемому мною при виде великого Румянцева, который еще долгое время будет ангелом-хранителем России! Распространив ужас своего победоносного оружия за Дунаем, — продолжал оратор, — он ныне украшает берега Шпрее доблестями, не менее славными, возбуждающими удивление. Но чтобы достойно возвеличить мужа, который с храбростью Ахиллеса соединяет добродетели Энея, надобно вызвать тени Гомера и Вергилия, ибо голос мой для сего недостаточен.

Слава Богу, в академии исправно учились красноречию. Здесь знали, что говорить и как говорить.

— Вы, кажется, утомлены, граф? — обратил внимание король на невеселое настроение Румянцева.

— О нет, ваше величество, — возразил Румянцев,— просто мне взгрустнулось от мысли, что ничем не смогу отплатить оказанное мне внимание.

4

Из Берлина в Россию Румянцев выехал вместе со свадебным поездом, но в дороге, с согласия великого князя, повернул в Киев. На его плечах все еще лежали обязанности президента Малороссийской коллегии, и он рассчитывал сделать там кое-какие распоряжения. Впрочем, поводом для такого решения было не только это. Ему не хотелось участвовать в свадебных торжествах в Петербурге, не хотелось находиться рядом с теми, кто на глазах говорил сладкие речи, а за пазухой держал камень.

Дел в Киеве и загородном имении оказалось больше, чем он ожидал. Они задержали его надолго. В Петербург он смог вернуться только через год. Принцесса Вюртембергская к тому времени была уже обвенчана с наследником престола под именем Марии Федоровны.