Румянцев-Задунайский

Государь уже не бегал по двору и не диктовал своих манифестов, он заметно сник, то и дело просил пить.

Между тем гусары задержали на петербургской дороге подозрительного унтер-офицера, оказавшегося екатерининским лазутчиком. От него государь узнал, что весь Петербург присягнул царствующей императрице и что для его ареста уже посланы войска. Уныние, царившее в свите, сменилось растерянностью. Среди дам послышались всхлипывания, Елизавета Воронцова плакала навзрыд. Сохраняли спокойствие только Прасковья Александровна Брюс, Анна Михайловна Строганова и ее мать. Они держались отдельной группкой и говорили о своих мужьях, которые волею судьбы находились сейчас в екатерининском стане. О, если бы и им удалось вырваться из Петергофа!

Государь с тем же видом обреченности, не желая слышать плача женщин, направился в нижний сад, к каналу, сановники последовали за ним, держась на почтительном расстоянии. У канала он остановился, подождал, когда те приблизятся, и начал новое совещание. Вопрос стоял один: что делать? Кто-то посоветовал императору с небольшой свитой из знатнейших особ поехать прямо в Петербург, предстать перед народом и гвардией, спросить о причине их недовольства и пообещать полное удовлетворение требований, если таковые будут. Советчик уверял, что личное присутствие государя сильно подействует на народ и даст делу благоприятный оборот, как это бывало при Петре Великом, когда своим внезапным появлением перед недовольными он быстро усмирял бунты. Петру Третьему такое предложение показалось опасным, и он от него отказался. Нет, ему были не по плечу примеры великого монарха.

Прусский посол Гольц считал, что надо бежать в Нарву, где находилось много войск. Другие советовали бежать прямо в Голштинию…

Государь ни на что не решался. Он ждал известия от своих гонцов. Он еще на что-то надеялся…

В четыре часа утра государю донесли, что императрица с войсками находится уже рядом.

— Скажите, чтобы мне оседлали лошадь, — приказал он слугам.

— Государь мой, вы собираетесь уезжать? — встревожилась Елизавета Романовна.

— А что мне остается делать? Попробую добраться до Польши.

— А я?

Государь смутился. Он как-то не подумал о своей любезной… Конечно, покидать ее одну в такой час нехорошо. Но что делать?

Елизавета Романовна стала уверять, что надо написать письмо императрице, пообещать исполнить все ее желания, и тогда примирение наступит непременно.

Петр верил своей любезной и решил поступать так, как она хотела. Он приказал разрушить все, что могло служить обороне замка, свезти пушки, сложить оружие, распустить солдат… А потом сел писать письмо Екатерине.

Время в ожидании ответа на письмо тянулось медленно. Петр нервно ходил по комнате. То вдруг брался за скрипку, пытаясь вспомнить какую-нибудь пьесу…

Наконец курьер вернулся. Петр принял от него пакет, извлек из пакета бумагу и сразу узнал почерк супруги. То был подготовленный ею текст отречения.

«Во время кратковременного и самовольного моего царствования в Российской империи, — читал он, — я узнал на опыте, что не имею достаточных сил для такого бремени, и управление таковым государством не только самовластное, но какою бы ни было формою превышает мои понятия, потому и приметил я колебание, за которым могло бы последовать и совершенное оного разрушение к вечному моему бесславию. Итак, сообразив благовременно все сие, я добровольно и торжественно объявляю всей России и целому свету, что на всю жизнь свою отрекаюсь от правления помянутым государством, не желая так царствовать ни самовластно, ни же под другой какой-то формою правления, даже не домогаться того никогда посредством какой-либо посторонней помощи. В удостоверение чего клянусь Богом и подписав сие отречение собственною своею рукою».

Петр перекрестился, затем потребовал себе бумаги и стал аккуратно переписывать текст отречения.

Спустя некоторое время прусский король Фридрих Второй, кумир Петра Третьего, так оценил этот момент: «Он дал прогнать себя с престола, как мальчишка, которого отсылают спать». Король был недалек от истины. Но что поделаешь — Екатерина была права: для того, чтобы управлять государством, Петр не обладал ни умом, ни характером.

Переписав отречение и подписав его, Петр сказал окружившим его слугам:

— Дети мои, теперь мы ничего не значим. — И слезы потекли по его щекам.

Глава IX Сердце солдата

1

Почти месяц готовились в Кольберге к встрече императора Петра Третьего: в лагерях чинили палатки, выравнивали дорожки, посыпали их свежим песком. Кавалеристы и обозники отмывали в реке лошадей. Командиры полков лично проверяли состояние амуниции, сбрую на лошадях. Никто не сомневался, что с приездом императора будет непременно учинен смотр полкам, после чего прогремит сигнал генерального марша, и войска двинутся на датского короля.

Зная страсть императора к парадным шествиям, Румянцев распорядился усилить строевые учения, чтобы во всем была видна выучка, «какая у гвардейцев имеется».