Румянцев-Задунайский

По рядам пронеслась волна смятения. Кто-то с сожалением вспомнил о брошенных рогатках. Как бы они пригодились сейчас! Многие выжидательно, с надеждой поглядывали на гусар, стоявших между каре. Маловато их, правда, всего три полка, но сколько бы ни было, все равно надо выступать навстречу лавине. А они не выступают, они продолжают стоять между каре и непонятно почему…

— Спокойно, ребята! — возвысил голос Репнин. — Дадим им понюхать нашего пороха. Батареям изготовиться прямой наводкой картечью, батальонам — залпами из ружей. Огонь!

На что рассчитывал ханский сын, увлекая сородичей на безумную атаку? На то, что русские выставят против него легкую кавалерию? Да, поступи таким образом Репнин, пошли он в бой гусар, и татары, в один миг подавив их неудержимой массой, врезались бы в боевые порядки корпуса, а там… ищи каждый спасения. Но Репнин не дал такого приказа, гусары остались на месте. Навстречу атакующим полетела картечь, полетели пули. И тут началось то, чего не могло не случиться в подобной ситуации. Татары мчались такой плотной массой, что любая пущенная наугад пуля находила себе цель. После первых же ружейных залпов и залпов батарей были сражены наповал сотни лошадей. Падая, лошади телами своими создавали неожиданные препятствия тем, кто мчался следом. Задние наскакивали на передних, остановленных огнем, и тоже падали. Получилось нечто похожее на свалку. Уцелевшие лошади, напуганные свалкой, свистом пуль и снарядов, не слушались больше своих седоков, норовили повернуть назад. Атаки больше не было. Настал момент, когда атакующим надо было думать о спасении собственной жизни. Татары повернули обратно.

— Ваше сиятельство, — доложил Репнину адъютант, — главнокомандующий направляет в помощь тяжелую кавалерию генерал-поручика Салтыкова.

— Очень кстати! — обрадовался Репнин и обратился к генералам Подгоричани и Текелли: — Наступил черед вашим гусарам. Атакуйте!

Прозвучали команды, и гусары с удальским гиканьем, с саблями наголо — молодцеватые, с начищенными медными пуговицами, сверкавшими в лучах утреннего солнца, — ринулись на врага. Умолкли на время пушки. Пехотинцы опустили к ногам ружья. Началось противоборство между двумя сторонами конников.

Татары, уже надломленные артиллерийским и ружейным огнем, потерявшие сотни убитых и раненых, на первых порах не оказывали сопротивления — были одержимы желанием подальше ускакать от проклятых русских пушек. Но когда до их сознания дошло, что пушки уже не палят, их преследуют одни только конники, к тому же несравненно меньшим числом, они приободрились, стали сдерживать разгорячившихся лошадей, с криками: «Алла-а, алла-а!» — снова сбиваться в кучу. В рукопашной татары умели драться не хуже русских.

Сеча получилась жестокой. Татар было больше, зато гусары выглядели свежее, были напористее. За их спинами стояли пушки, пехотные полки, которые в любой момент могли прикрыть их огнем. Но не только это придавало им силы. Они знали, что к ним на помощь уже мчится тяжелая кавалерия графа Салтыкова.

Татарам явно не везло, и они это чувствовали. Их сабли стали будто тупее и короче. Один на один с русским лучше не суйся. Русские наскакивают словно орлы. Русские теснят. О, Аллах, почему оставляешь своих правоверных, почему не даешь им удачи?

Но вот к сражавшимся подоспели татарские отряды из тех, кто, спасаясь от огня русской артиллерии, ретировался за холмы. Татары приободрились. Аллах наконец-то услышал их молитвы. Они остановили русских, стали охватывать с флангов, намереваясь взять в клещи. Чаша весов склонилась на сторону «правоверных». Теперь не им, а уже русским надо было обороняться.

Русские оборонялись изо всех сил.

— Держись, ребята! — перекрывая шум боя, подбадривал гусар генерал Подгоричани, с окровавленной саблей рвавшийся в гущу сражавшихся. — Держись, наши близко!

Вдруг за спинами татар ухнул снаряд, потом сразу два снаряда, три… Татары всполошились, стали осматриваться. Трудно было понять, кто мог открыть по ним огонь? Судя по доносившемуся грохоту, палили со стороны Прута.

— Братцы, в тыл татарам вышел Потемкин! — обрадованно возвестил Подгоричани. — Бей басурманов! Ура!

— Ура-а! — подхватили гусары, и сабли заходили еще быстрее.

Выход русских в тыл лагеря заметили и сами татары. Однако это событие не вызвало у них паники. В тылу оказался всего лишь небольшой отряд с батареей, перешедший с правого берега Прута по наведенному им понтонному мосту. То был авангард корпуса Потемкина.

Татары этого, конечно, не знали. Они приняли отряд за разведывательный и отделили против него от своей массы около двух тысяч всадников. Никто не сомневался в том, что этих сил будет достаточно, чтобы расправиться с русскими в два счета. Но русские, вышедшие к ним в тыл, оказались не из трусливого десятка. Они встретили атакующих таким плотным огнем, что те не выдержали и повернули обратно, оставив на поле боя знамя и более десяти человек убитыми.